Цветы для бога любви - Барбара Картленд Страница 40

— Что ты имеешь в виду?

— В Англии, перед отъездом, сэр Теренс обещал нам медовый месяц в Лакхнау. Я думаю, мы вполне можем провести его в Наини-Таль.

— Медовый… месяц?

И хоть вопрос был едва слышен, прозвучал он с восторгом — как ликующая песнь.

— Я думаю, тебе это понравится.

— Мне понравится все, только бы я могла быть с тобой, говорить обо всем, и чтобы ты мог… любить меня.

Последние слова она произнесла с дрожью в голосе, и эта дрожь эхом отозвалась во всем его теле.

— Мы потеряли так много времени, — сказал Рекс, — но уж теперь я хочу, чтобы моя жена была рядом со мной.

— А тебе… разрешат? — робко спросила Квинелла.

— Разрешат? Кто должен мне разрешать? — удивился Рекс. — Или я не губернатор этой провинции? Здесь я отвечаю только перед самим собой!

Она весело рассмеялась.

— Ну тогда, ваше превосходительство, вы, может быть, расскажете мне, что бы вы… хотели, чтобы мы… делали?

— Весьма прискорбно, — медленно произнес Рекс, пряча искорки смеха в глазах, — но мы с тобой в следующие две недели будем страдать весенней лихорадкой, что убережет нас от необходимости выполнения служебных обязанностей!

Квинелла сильнее прижалась к нему.

— А эта… лихорадка — она что: как… огоньки… которые вспыхивают… во всем теле? — спросила она, едва сдерживая смех.

— Точно!

— И у больного… постоянно… комок в горле, и… трудно говорить… и можно только шептать?

— Действительно, так! — согласился Рекс.

— И он чувствует, что веки у него… тяжелеют, и губы… распухают?

— Да — это неизбежный симптом! Какие еще ощущения я вызвал у тебя?

— О-о, еще много, много всего!

И уже совсем другим тоном Квинелла продолжала:

— Я почувствовала — будто ты поднял меня на самую высокую вершину, где… раньше никто и никогда не бывал и где живут… только боги.

Она помолчала и нерешительно спросила:

— А ты тоже… чувствовал… такое?

— Родная моя, наша любовь — это восторг, который я не в силах описать словами. Поверь мне, никогда, никогда в жизни я не был так счастлив!

— Я так рада… так безмерно… рада!

— Это и есть то, что называется любовью!

— Да, я люблю тебя! Люблю!

— Я ведь не испугал тебя и не сделал тебе плохо, правда? — спросил он. — Я старался, я хотел быть с тобой терпеливым и нежным, любовь моя, — чтобы тебе не было страшно.

— Мне совсем не было… страшно, — тихо ответила Квинелла, — я просто еще не знала, что человек может так гореть — как в огне, и что это самое лучшее и… самое чудесное, что… есть на земле!

— Огонь любви!

— Да, это очень… точное название. Он откинул со лба ее волосы и посмотрел на ее лицо сверху вниз, и в свете догорающих углей увидел устремленные на него глаза и ждущие губы.

— Я знаю много-много всего, чему хотел бы научить тебя, мой прекрасный цветок, — сказал он серьезно, — но и ты, наверное, многому научишь меня!

— О чем же мы… расскажем друг другу?

— О наших душах, наших сердцах и о наших телах, — ответил он. — Мы ведь боролись в этой жизни в одиночку. Теперь же мы можем думать и чувствовать вместе и искать свой единственный путь к нашей общей, самой высокой вершине.

— Ты сказал, что… можно достичь… невозможного, — прошептала Квинелла, — и это… правда.

Рекс стал целовать ее нежно и страстно, и она почувствовала, что задыхается от восторга и счастья, а сердце ее неистово стучит в унисон его сердцу.

Наконец, оторвавшись от ее губ, он сказал:

— Ты должна поспать, радость моя. Завтра рано утром мы выезжаем, нам оседлают лошадей.

— А куда мы поедем?

— Я покажу тебе много прекрасных мест — святых мест, о которых не знает никто из обычных гостей Наини-Таль.

— Я знаю, они мне понравятся.

— Туда можно добраться только верхом.

— Мы и правда поедем одни?

— Если ты не боишься и готова встретиться с духами и божествами, которые живут в горах, то, обещаю тебе, нам не нужно будет никакой охраны.

Квинелла от полноты счастья тихонько вздохнула.

— О-о, Рекс, я и не подозревала, что… меня ждет столько… чудесных приключений… но если это для тебя… опасно, то не нужно — даже если мне… будет очень хорошо.

— Так ты беспокоишься обо мне?

— О ком же еще? — спросила она. — У меня никого больше нет. Ты для меня — весь мир: все небо, горы и… долины.

На последнем слове она как бы запнулась, и Рекс спросил ее:

— Почему ты так странно сказала «долины»?

— Потому что так сказал мне саддху.

— Какой саддху?

— Он сидел у нас в саду, и он сказал мне, что я все время… ищу вершины, а надо бы… и в долины спускаться.

Несколько поколебавшись, она сказала:

— Наверное, долины — это тот огонь и все те чувства, что ты подарил мне.

— Я тоже так думаю.

— И еще саддху сказал: вершины и долины… дополняют друг друга и что это… путь к истине.

— Которую мы найдем вместе с тобой.

— О-о, дорогой мой Рекс! — страстно вскричала Квинелла. — Могла ли я даже подумать, когда уезжала из Англии, что это со мной случится!

— Но это случилось! — ответил он. — И это только начало! И нас с тобой еще так много ждет впереди.

Он хотел поцеловать ее, но она, уклонившись от поцелуя, спросила:

— Я… хотела кое о чем спросить… тебя.

— О чем же?

Он знал, что она с трудом ищет слова, и ждал, думая при этом: за что ему такое счастье?

Квинелла заговорила, и голос ее звучал как музыка:

— В тех книгах, что ты дал мне, говорится, что, индусские девушки боготворили своих мужей. Каждая думала, что ее муж — Кришна… Бог любви.

— Да, верно.

— И… поэтому, — шепотом сказала Квинелла, — сам… акт любви считали… божественным. Рекс ничего не ответил, и она продолжала:

— Я… тоже… почувствовала это! Для меня… ты — Кришна… любовь, которую ты… дал мне… священна, и я… боготворю тебя.

Он сжал ее в объятиях так крепко, что она едва могла перевести дух.

— Любовь моя, бесценное мое сокровище, пожалуйста, не говори так. Это я должен боготворить тебя, потому что ты — совершенство!

Порывистым движением она прижала к себе его голову, ища его губы своими губами и прижимаясь к нему всем телом.