Леди Роз - Сандра Уорт Страница 42

– Королева сместила с поста лорда-казначея Шрусбери и заменила его графом Уилтширом, – сказала женщина мяснику, покупая у него фунт сосисок.

– Это тот трус, который бежал с битвы при Сент-Олбансе, боясь за свою смазливую физиономию? – спросил мясник.

– Тот самый. Королева любит смазливые физиономии.

– А вот Уилтшир больше всего на свете любит золотые слитки! – вмешался другой покупатель. – Лису заставили сторожить курятник, верно?

– А когда казна опустеет, королева и этот тип найдут другие способы грабить нас, – ответил мясник. – Жадности этой своры нет конца.

Как мы и боялись, вскоре за назначениями ланкастерцев последовали казни и конфискации имущества сторонников дома Йорка. У йоменов, слуг, арендаторов и крестьян йоркистов отбирали земли, их дома и имущество грабили. Деньги стали для нас серьезной проблемой; приходилось сокращать расходы. Мы отказались от специй, перестали покупать меха и шерстяную одежду и заменили мясо прудовой рыбой. Графиня Алиса известила слуг, что они не получат новой одежды вплоть до особого распоряжения. Вся наличность шла оружейникам, потому что экономить на оружии мы не смели. В середине октября в Миддлем приехала мать Урсулы, Марджери Мэлори, и попросила убежища. Выяснилось, что из манора Мэлори в Уорикшире ей пришлось бежать.

– Мародеры ограбили дом и унесли все восточные гобелены, которыми были обиты стены! – причитала она. – Их привез еще покойный дядя сэра Мэлори! И забрали драгоценное родосское вино, которое мы хранили в погребе почти двадцать лет! И сарацинские ковры, которые мой дорогой сэр Томас получил и наследство! – Бедная женщина снова залилась глазами. Урсула пыталась утешить ее, но тщетно. – Урсула, у нас ничего нет! Теперь мы нищие. Кто позаботится о нас? Куда мы пойдем?

– Леди Марджори, вы проживете у нас столько времени, сколько понадобится для восстановления вашей собственности, – заверила ее графиня Алиса.

Я смотрела на несчастные лица бездомных, заполнявших зал, и гадала, скоро ли этому настанет конец. Как мы ни сокращали расходы, количество ртов в замке прибывало. Жертвы Маргариты искали защиты у своего лорда, графа Солсбери. Но подлинные размеры разразившейся в стране катастрофы я осознала только тогда, когда в Миддлем приехали Нэп Уорик и сестра графа Сесилия, герцогиня Йоркская.

– Бедный Рэдфорд, – грустно сказала Нэн, едва мы успели поздороваться. – Милый бедный Рэдфорд… То, что с ним сделали, возмутительно… просто возмутительно…

Я не знала, кто такой Рэдфорд, но вскоре это выяснилось. Когда мы подкреплялись вином и сладостями в обитой шелком дамской светлице, герцогиня Йорк екая сказала:

– Мы хорошо знали Никласа Рэдфорда. Это был очень уважаемый пожилой адвокат, представлявший интересы нашего друга лорда Бонвилля в его споре со сторонником королевы графом Девоном. В свою бытность лордом-протектором мой муж предлагал ему высокую должность. Рэдфорд мог бы нажить в Лондоне большое богатство, но он отказался, сказав: «Если я уйду, кто будет защищать тех, кто пострадал от рук графа Девона?» Эти слова очень тронули моего Ричарда…

Она сделала паузу и напрягла память.

– Рэдфорд жил в Апкотте, у Эксетера. Однажды поздно вечером ему нанес визит сэр Томас Куртепг, один из сыновей графа Девона, державших в страхе округу, и привел с собой сотню людей своего отца. Они окружили дом Рэдфорда и подожгли ворота…

Герцогиня Сесилия умолкла. В открытое окно ворвался детский смех. Я напряглась, боясь услышать конец рассказа. И оказалась права. Это было ужасно. Когда герцогиня продолжила, я живо представила себе события той ночи.

Старик подошел к окну и увидел группу людей, стоявших у ворот; их лица освещал огонь.

– Кто вы? – спросил он.

– Рэдфорд! – крикнул в ответ Куртене. – Спуститесь вниз и поговорите со мной. Клянусь верой и Господа, словом рыцаря и джентльмена, что не причиню вреда ни вам, ни вашей собственности!

Поверив этому обещанию, Рэдфорд открыл дверь, и Куртене вошел в дом вместе со всеми своими подручными.

– Зачем так много, милорд? – спросил Рэдфорд, встревоженный их количеством.

– Не бойтесь, – заверил его Куртене. – Отведите меня туда, где мы сможем поговорить с глазу на глаз.

Пока сын Девона пил вино Рэдфорда и беседовал с ним, его бандиты ограбили дом, вынеся постельное и столовое белье, книги, деньги, церковную утварь и другие ценности, общая стоимость которых составляла около тысячи фунтов.

– Эти мерзавцы даже сбросили с кровати больную жену Рэдфорда, чтобы вытащить из-под нее простыни, – после короткой паузы добавила герцогиня. – А потом Куртене сказал: «Поторопитесь, Рэкдфорд, вы должны поехать со мной к моему отцу». Рэдфорд послал слугу за лошадью. Дрожащий слуга вернулся и доложил, что всех лошадей запрягли в телеги, на которых увезли украденное. Рэдфорд повернулся к Куртене и горько сказал: «Ах, сэр Томас Куртене, вы нарушили слово. Я стар и немощен, хожу с трудом и поэтому должен просить вас позволить мне ехать верхом». А Куртене ему ответил: «Не бойтесь, Рэдфорд. Скоро поедете. Пойдемте со мной». Они вышли из дома, а когда отдалились от него на расстояние брошенного камня, Куртене сказал несколько слов своим людям и ускакал галопом, крикнув: «Прощайте, Рэдфорд!» Потом эти люди бросились на старика с мечами и кинжалами и зверски убили.

Когда герцогиня Сесилия закончила рассказ, воцарилась мертвая тишина.

– Я боюсь, что худшее еще впереди, – негромко промолвила герцогиня и сотворила знак креста.

Нам не пришлось долго ждать, чтобы убедиться в правдивости этого пророчества.

1458 г.

В канун Нового года разыгралась гроза. Мой живот рос вплоть до Двенадцатой ночи Джон был со мной неотлучно; я вышивала, играла на лире и читала в библиотеке графа. В нашем конце страны, вдали от двора и его интриг, жизнь казалась безмятежной, и я благодарила за это Небо. Так прошел январь 1458-го.

Ребенок должен был родиться в марте, но схватки начались на месяц раньше, и на Сретение, во втором день февраля, я родила двойню. В честь маленьких племянниц Джона девочку, родившуюся первой, мы назвали Анной, а вторую – Изабеллой. Ночь родов была холодной, выпал легкий снежок, и окна покрылись инеем. Но утро выдалось погожее, и бившим в окно солнечный свет казался мне, измученной родами, слишком ярким. Я не знала, можно ли считать ясное небо хорошим предзнаменованием, но надеялась на это. Когда повивальная бабка принесла мне плакавших новорожденных, я смотрела на них как навороженная.

– Любимый, у Анны твои ямочки, – наконец скатила я Джону.

– А у Иззи твои каштановые волосы, мой ангел. – Лицо Джона светилось любовью и гордостью. Он бережно погладил головку малышки.

– Джон, у ангелов волосы золотые, а не каштановые, – засмеялась я. – Я хоть и не в себе, но помню это.

Он поцеловал меня в покрытый испариной лоб и ответил как всегда: