Мотылек летит на пламя - Лора Бекитт Страница 43

Всю свою жизнь с момента рождения и Лила, и ее мать были среди белых черными. Сейчас мулатка спросила себя, а не наступят ли такие времена, когда мисс Саре и остальным придется жить как белым — среди великого множества негров!

Глядя на зеленые поля, Лила думала о том, что она тоже любит эту землю, и эта земля в том числе принадлежит и ей, потому что она трудилась на ней больше, чем кто бы то ни было.

Пусть она вновь целыми днями будет работать меж рядов хлопчатника, с ноющей спиной, исцарапанными руками, открытым солнцу телом, она выдержит, ибо за ней будут стоять невидимые сонмы чернокожих предков, привезенных в эту стану из-за океана в вонючих тесных трюмах кораблей, предков, чьими костями удобрена эта земля.

Барт был в поле, но Лиле удалось разыскать Джейка. Прочитав записку, юн стиснул зубы.

— Уверен, Барт и пальцем тебя не тронет. А мисс Саре я скажу все, что думаю и о ней, и о том, что произошло. Иди за Нэнси, и возвращайтесь на плантацию.

— Если она разозлится, вас уволят.

Джейк понимал, что своими словами нанесет ей неизлечимую рану, но выхода не было.

— Я без того беру расчет. Уезжаю вместе с Бартом.

— Куда?

— В Калифорнию. Попробую отыскать золото для того, чтобы выкупить тебя. А еще ты должна понять, что после того, что случилось с мисс Айрин и ее ребенком, я не могу оставаться здесь.

По лицу Лилы потекли слезы.

— Вы забудете меня!

Он ответил нежным взглядом.

— Я тебя не забуду. Мне кажется, ты все время смотришь на меня. Даже когда я закрываю глаза, даже когда тебя нет рядом, даже когда ты очень далеко. И прошу тебя, не говори со мной, как рабыня со своим господином, давай попробуем быть на равных!

Лила не вернулась в хозяйский дом. Барт сказал, что переночует в другом месте, и она осталась с Джейком.

Они впервые провели вместе всю ночь, сплетаясь в объятиях в жаркой постели. Джейку казалось, что частый пульс Лилы впивается в его тело; он чувствовал ее всю: тонкие запястья, созданные для того, чтобы носить звенящие браслеты, ее налитую смуглую грудь с сосками, напоминавшими спелые финики, потайные складки ее тела, ароматные и сочные, словно мякоть персика, тяжелую охапку ее черных волос.

Ее привлекательность была лишена утонченности, как у белых леди; то была сама жизнь в ее естественном чувственном воплощении.

Джейк угадал и полюбил в Лиле странную черту ее народа: годы могли отшлифовать ее внешнюю оболочку, но ее удивительная полудетская сущность, ее трогательная доверчивость оставались нетронутыми. То была единственная возможность победить время, время разлуки.

— Я не знаю, куда способна повернуть наша жизнь, и прошу тебя на всякий случай запомнить имена моих родителей: Энгус и Кетлин Китинг. Они живут в Новом Орлеане, это очень красивый город. Он защищен высокими плотинами; четырнадцать улиц, прямых, как лучи солнца, ведут к реке Миссисипи. На Кэнел-стрит всякий знает лавку моего отца: вот уже несколько поколений моих предков торгуют на этой улице.

— Твой отец не может одолжить тебе денег, чтобы ты мог взять меня с собой? — робко спросила она.

Джейк не мог признаться в том, что отец ни за что не даст ему тысячу долларов для того, чтобы он женился на цветной женщине, и уклончиво произнес:

— Не думаю.

— Я так страдаю из-за того, что случилось с мисс Айрин и ее ребенком! Если б я не заснула…

— Ничего бы не изменилось, — твердо произнес Джейк. — Они бы все равно это сделали.

— Что стало с малышом?

— Боюсь, мы никогда об этом не узнаем.

Они вышли на крыльцо ранним утром. Яркий свет слепил глаза. К аромату зелени примешивался долетавший издалека запах мхов и болот. Джейк ощущал себя принадлежащим к прошлому Темры, и ему было жаль того, что ушло и никогда не вернется. Он оставлял негров, и его не покидало чувство, будто он бросает на произвол судьбы беспомощных маленьких детей.

Вместе с тем он не видел иного выхода. Ему оставалось уповать на удивительное свойство этого народа даже в условиях рабства сохранять веселый общительный нрав и быстро забывать о несчастьях.

Разговаривая с Лилой, Джейк обнимал ее за плечи. Он не сразу сообразил, в чем дело, когда она резко отстранилась от него.

Навстречу непривычным размашистым шагом шла Сара. На ее лице была написана растерянность. Подойдя к Джейку, она с ходу спросила:

— Вы уезжаете?!

— Да, уезжаю. Я уже взял расчет в конторе мистера Фоера.

— Почему?

— Я не могу оставаться в доме, где творятся такие вещи.

Сара беспомощно заморгала глазами и подняла руки к лицу в непроизвольном жесте защиты.

— О чем вы говорите? Кто пострадал, так это мы! Мы предоставили ей кров, приняли в семью, а она нас опозорила!

— Она никогда не была членом вашей семьи. Лучше б вы сразу прогнали ее прочь, чем сводить с ума! — твердо произнес Джейк.

— Она и была сумасшедшей. Если б она обладала здравым рассудком, то никогда бы не сделала того, что сделала!

Джейк сделал паузу. Потом сказал:

— Вы тоже женщина и будущая мать. Надеюсь, когда-нибудь вы посмотрите на случившееся другими глазами.

Сара вспыхнула. Он сознательно отстранялся от нее, ясно давал понять, что отныне у них не может быть ничего общего. Зря она наступила на гордость и пришла сюда. В конце концов, кто такой Джейкоб Китинг? Наемный работник, белый бедняк, руки которого каждый день прикасаются к грязным телам полевых работников!

С ее глаз внезапно спала пелена, и она увидела Лилу, стоявшую рядом с Китингом. Она велела наказать мулатку, но, судя по всему, ее приказ не был выполнен.

— Что здесь делает эта рабыня?

— Провожает меня в дальний путь, — произнес Джейк, и в его тоне против воли прозвучала ирония.

Сара все поняла. Ей было больно признавать свое поражение, и все-таки она постаралась взять волю в кулак.

— Вижу, вы, как и Айрин, предпочитаете общество черных?!

— Я предпочитаю то общество, в каком больше искренности и человечности.

Лила посмотрела на Джейка, и он прочитал в ее глазах, что отныне ей не нужно никаких доказательств его любви.

В гостинице канадского города Шербрука, почти на самой границе с Америкой, были сырые кровати, затхлый воздух и запах плесени. Зато за окном стоял аромат осени, и высокие клены устало роняли листву на угольно-черную землю. Иные листья были похожи на пожелтевший пергамент, другие — на обрывки парчи, а третьи алели, будто политые свежей кровью. Эти переливы желтого, красного и рыжего неизменно радовали глаз, а на горизонте возвышались горы, далекие и прекрасные, как во сне.

Алан поражался, какое значение имеют клены в жизни жителей этого края. Они без устали любовались ими, высаживали и растили, собирали и выпаривали кленовую воду, создавая золотистое лакомство.