Синеглазый дьявол - Диана Уайтсайд Страница 47

Виоле очень хотелось стать совершенно беспомощной, чтобы она не могла противиться его рукам и губам.

Груди у нее заныли при мысли оказаться в полной его власти.

Уильям положил веревку на стул и начал раздевать ее. Она не могла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Его руки расстегивали пуговки на ее куртке, ласкали тело. Он лизал ее шею и теребил ухо, пока у нее голова не закружилась от возбуждения.

Наконец Уильям обхватил ладонями ее лицо.

– Золотце, – протяжно произнес он.

В голове у нее мелькнула мысль – хорошо бы он весь вечер говорил со своим приятным ирландским акцентом, а не растягивал слова, как принято на западе.

– Да, Уильям? – отозвалась она.

– Положи руки за спину, одно запястье на другое. – Она опустила глаза, чтобы посмотреть, где ее руки, и удивилась, увидев, что совершенно раздета.

– Золотце, а руки? – напомнил ей Уильям.

– Прости, – пробормотала она и быстро положила руки, как он велел. Она закрыла глаза и задрожала.

– Ты уверена, что хочешь испробовать такой способ?

– Да, – ответила Виола.

Он поцеловал ее в плечо и дважды обмотал ей запястье, завязав узел.

– Так удобно?

Она попробовала. Веревка стягивала кожу, но далеко не так крепко, как завязывал в детстве Хэл. Он пробовал на ее запястьях и лодыжках все морские узлы, стремясь найти такое их сочетание, чтобы она не сумела высвободиться.

– Очень удобно, – честно ответила она.

– Хорошо. – Голос его стал глубже, и она почувствовала, как кровь пульсирует в ее жилах.

– Золотце, – мягко обратился он к ней. – Удержит ли тебя веревка?

Виола заморгала, глядя на него.

– Ты хочешь попробовать?

– Да, конечно. Будь осторожна.

Она подчинилась. Веревки вокруг ее запястий определенно давали ей больше свободы, чем она ожидала, хотя достать до концов и развязать себе руки она не могла.

– Дюжина роз, если ты сумеешь высвободиться.

– Ты считаешь, что не смогу.

– Да, золотце, считаю. Но у тебя должна быть уверенность, что узлы не развяжутся, прежде чем мы исследуем их возможности.

Виола осторожно потянула, но бесполезно.

– Ты уверена, что не можешь высвободиться? Попробуй еще раз, золотце.

Виола нахмурилась. Может, она сумеет сделать это, если повернется и одновременно выгнет спину. В детстве и отрочестве, когда она походила на мальчишку-сорванца, она отличалась гибкостью. К тому же она долго и тяжело работала на разных неудачных приисках Эдварда, копаясь в земле и камнях. Ей должна помочь такая практика.

Виола посмотрела на него, сидя в том же положении. Вид Уильям имел увлеченный и настороженный, напоминавший ей Хэла, когда он в первый раз смотрел, как она пытается высвободиться.

– Ты хочешь, чтобы я остановилась? – тихо спросила она.

– Ну нет, золотце, пожалуйста, продолжай. Ты просто удивила меня, вот и все.

Некоторое время она с сомнением смотрела на него. Он ободряюще кивнул, и она снова занялась узлом.

Веревка терлась о кисти рук, но она никак не могла ухватить ее. Получив от него поощрение, она сделала еще попытку.

Виола вывернула даже плечо, туго натянув мягкую веревку. И нащупала кончик. Поймав его, она просунула палец в узел. Еще немного напряженных усилий, и она развязала узел и, выставив руки перед собой, торжествующе посмотрела на Уильяма.

– Черт побери. – Он задохнулся от удивления, ошеломленно и растерянно глядя на нее. Даже выразительная выпуклость под брюками исчезла.

Виола поняла, что перехитрила его. В подобных случаях с Эдвардом всегда следовала быртрая и неприятная расплата. Опустив глаза, она попыталась придумать, как попросить прощения.

И тут Уильям начал пофыркивать. Она улыбнулась – застенчиво и с надеждой.

А он откинул голову назад и расхохотался. Виола посмотрела на него и усмехнулась. Он схватил ее в объятия и усадил на кровать, рыча от радости.

– Ах ты, дерзкая девчонка, ты поймала меня на слове. Ты сбросила мою узду.

Виола рассмеялась, задрав нос от торжества. В первый раз она ощутила в нем дружеское участие, когда смеялась вместе с ним. Она даже позволила себе пошутить над ним.

– Где моя дюжина роз, о мастер вязать узлы? – Он снова рассмеялся.

– В саду, о леди тысячи сюрпризов. Они сию минуту будут разбросаны перед вами, как только ваши покорные слуги придут в себя.

И они вместе снова засмеялись, наслаждаясь моментом.

Видит Бог, Виола была слаще сладкого, когда высвободилась из веревок. А когда она застенчиво улыбнулась с озорством во взгляде, радость обуяла его и заиграла в жилах, как шампанское.

Наконец он взял себя в руки и поднял бровь.

– Ну как, золотце, попробуем еще раз? Когда я тебя свяжу, я принесу розы.

Глаза молодой женщины блеснули, и она присела в реверансе.

– Как пожелаете, сэр.

Уильям снова связал ее, особенно постаравшись, чтобы она не сумела высвободиться. Повторение забавы взволновало ее еще сильнее. Она прилагала много усилий для своего освобождения, но на сей раз не смогла ничего сделать. Так, связанную, он положил ее на кровать.

В таком положении ее реакции обострились. В связанном виде она не в силах была к нему прикоснуться, зато он мог делать с ней все, что хотел. Он целовал и ласкал ее, и никак не мог насытиться. Наконец прервавшись, он неохотно отправился в сад за розами.

Виола следила за ним глазами и улыбнулась, когда он вернулся.

– Вот твоя награда, золотце. – И он протянул ей розы, быстро поклонившись.

Он принялся щекотать ее розами, пока ее смех не превратился в возбужденные всхлипывания. Она стонала и дергалась, а он все больше и больше возбуждал ее, пока она не содрогнулась от восторга.

– Уильям, о Уильям, благодарю тебя.

Сердце у него замирало от гордости и торжества, ведь он научил ее чему-то новому в сфере наслаждения.

Тогда и только тогда он наконец взял ее. Он лег на кровать и положил ее на себя, как живой тюк шелка, намереваясь ублажить как следует, прежде чем отпустит.

Сидя на нем, ей пришлось сосредоточиться исключительно на его движениях. Она заслужила прекрасную награду, поскольку любила постельные игры и ей нравилось, когда ее связывают.

Виола слегка задрожала, но не сделала никаких попыток высвободиться. С губ ее сорвался тихий стон.

Тогда он поцеловал ее и не торопясь снова разжег в ней похоть, пока плотский огонь не разгорелся неистово и ярко в них обоих.