Рассвет страсти - Сильвия Холлидей Страница 47

– Вот видите? – вздохнул Джагат Рам. – И так без конца. У вас найдется подходящее лекарство? Что-нибудь успокоительное?

Аллегра сокрушенно покачала головой. Ей одной было известно, отчего нынче вечером Ридли опять оказался на грани безумия. Сердце сжалось от острого сознания вины и раскаяния: невыносимое, болезненное чувство.

– Нет, – промолвила она. – Лекарства тут бессильны. Спасти его можно только человеческим теплом и лаской.

Несмотря на возражения Джагат Рама, Аллегра встала возле кровати на колени и прижала Ридли к себе. Он тут же забился, скрипя зубами и осыпая ее проклятиями. В какой-то ужасный момент девушке показалось, что он вот-вот разорвет путы и набросится на нее.

Но мало-помалу на смену ярости пришли горе и боль, и он приник головой к ее груди. Его лицо оросили новые потоки слез.

– Тише, Грей, – шептала Аллегра, баюкая его, как ребенка. Она чувствовала, как беспомощно дрожит у нее в руках его тело. – Тише, мой дорогой.

Он поднял на нее мутный, ничего не видящий взор и с тоской выдохнул:

– Руфь? Это ты, Руфь? Прости меня, Руфь. Поцелуй меня, Руфь! Прости меня!

Поколебавшись всего мгновение, Аллегра поцеловала соленые от слез губы. Это был материнский поцелуй. Ласковый и нежный. Губы, щеки, упрямую ямку на подбородке. Тонкие пальчики осторожно заставили его опустить веки, и поцелуи осушили слезы на воспаленных глазах. Он перестал дрожать, но Аллегра все еще баюкала его, и шептала его имя, и целовала в лоб и щеки. Наконец стало ясно, что Ридли заснул. Опустив виконта на подушку, девушка взглянула на Джагат Рама.

– Развяжи его, Рам, – взмолилась она. Ее сердце готово было разорваться от боли при виде грубых пут, лишавших свободы этого гордого человека.

Рам кивнул и как по волшебству извлек из какого-то потайного кармана довольно необычный кинжал. В глаза бросалась рукоятка, искусно изображавшая голову змеи. Рам шагнул к кровати, рассек веревки и отбросил их прочь. Аллегра болезненно поморщилась, заметив красные полосы там, где веревки стягивали запястья Ридли. С его рук давно слетели наложенные днем повязки, и грубые отметины от медвежьих когтей покраснели и опухли. Мало того, кое-где возобновилось кровотечение, и на чистом полотне рубашки появились свежие алые пятна. Аллегра не удержалась и заплакала сама.

– Я принесла мазь, – всхлипывая, пробормотала девушка и махнула рукой в сторону оставленной на столе коробки.

– Я позабочусь, чтобы утром сэр Грейстон воспользовался ею.

– Он еще проснется? – спросила она, поднимаясь с кровати. Оставлять Ридли в таком состоянии было боязно. – Может, приготовить ему обычное укрепляющее?

– Нет. Он будет спать до утра.

– И забудет обо всем, что случилось сейчас?

– По крайней мере он так говорит, – лукаво улыбнулся Рам. – А может, он так желает…

– Если я вам понадоблюсь… – беспомощно ломая пальцы, пролепетала Аллегра.

– Вы уже ничем не поможете сегодня. А я пробуду возле него до самого утра. Идемте, – он указал на неболь шую дверь, через которую можно было попасть в хозяйскую гардеробную, – я провожу вас через гардеробную сэра Грейстона. Так будет лучше. Женская прислуга бывает весьма жестока в своих сплетнях и пересудах.

В кабинете у Ридли все еще горела свеча. Отблески ее пламени причудливо играли на висевших над камином кинжалах, загадочно мерцала позолота и полированная сталь. После сегодняшней душераздирающей сцены с Баттерби в Ладлоу эта странная коллекция предстала в новом отвратительном свете. Трус из Бэньярд-Холла, которого бросает в дрожь от одного прикосновения к шпаге, обрекает себя на существование в окружении символов своей слабости. Вряд ли коллекция являлась просто жестоким напоминанием. Это скорее выглядело как самобичевание, которому подвергали себя в глухих кельях фанатики от веры: цепи и вериги эти люди добровольно носят, не снимая, постоянно терзаясь от пытки.

– О Боже… – простонала Аллегра и зажмурилась.

– У вас доброе сердце, – промолвил Джагат Рам, тронув ее за локоть. – Да благословит вас Аллах.

– Ох, Рам, – взмолилась она, – расскажи мне о нем.

– Мне не полагается о нем рассказывать. А вам не полагается слушать.

– Знаю.

– Но вы зажгли искру жизни в его взоре, – продолжал индиец, чьи карие умные глаза, казалось, смотрели ей в самую душу. – И мне кажется, что в отличие от многих не обратите излишнюю осведомленность ему во зло.

– Я неустанно молю Господа помочь мне составить такое снадобье, которое исцелило бы его недуг, – горячо произнесла Аллегра.

– Так было не всегда, – медленно начал Джагат Рам. – И если молодого сэра Грейстона постигла беда, она явилась как следствие его несравненных достоинств. Про таких говорят, что им везет во всем. Ему сопутствовал успех в любых делах, причем все давалось с такой легкостью, которой позавидовал бы всякий смертный. Если у него и были недостатки, – пожал плечами индиец, – а они наверняка есть у каждого, то я назвал бы излишнюю гордость, даже на грани заносчивости, и неумение сочувствовать чужим бедам, насколько я могу судить, из-за отсутствия опыта личных невзгод и неудач. – И Рам умолк, задумчиво улыбаясь. – Он вел беззаботную жизнь. Его обаяние и положение в свете открывали любые двери. А о благосостоянии позаботилась сама фортуна.

У него были связи при дворе, уважение сверстников и всех, с кем он имел дело. Как бы вам сказать… словом, это был просто Грейстон Морган, сквайр, второй сын в семье, с довольно тощим кошельком. Отец оставил ему в наследство какие-то крохи. Однако ему удалось отличиться во время войны в Шотландии, так что король пожаловал его в рыцари и кавалеры ордена Бани и назначил изрядное денежное вознаграждение. С присущей ему верой в удачу сэр Грейстон оставил все деньги в распоряжении своего поверенного, уволился из гвардии, продал свой патент и отправился в Калькутту офицером Ист-Индской компании. Естественно, судьба была к нему благосклонна. И в делах, и в битвах – то и дело возникали восстания, которые приходилось подавлять.

– И там он нанял вас на службу?

Джагат Рам резко выпрямился, и его темно-карие глаза полыхнули в пламени свечи. Несмотря на подчиненное положение, самолюбие слуги вряд ли уступало самолюбию хозяина.

– Меня никто не нанял, – на удивление мягко промолвил он. – Я принц у себя на родине. Сэр Грейстон спас мне жизнь. И я поклялся служить ему, пока долг не будет оплачен.

– Но такая жертва… – не поверила своим ушам Аллегра.

– Он спас мою собственную жизнь. И я дал клятву Аллаху.

– Ему здорово повезло, что у него есть вы, Рам. – По крайней мере Ридли не оставался совсем один во время припадков. – Он что же, разбогател на службе в Индии? – вернулась она к рассказу.

– Нет, – рассмеялся Рам. – Как всегда, ему улыбнулась фортуна. Сэр Грейстон собирался подольше пожить в Индии, ведя довольно скромное существование. Ему полюбилась моя родина.