Сны женщины - Евгений Хохлов Страница 48

Олоферн: Разум, разум! Вагой, если ты как-нибудь усядешься в тенечке и ухитришься ни о чем не думать длительное время, то, глядишь, и богом станешь. А так ты, прости, всего лишь евнух, который размышляет и поучает. А я полюбил и не желаю думать ни о каких страданиях. Здесь и сейчас я счастлив. И к ночи, надеюсь, буду счастлив еще больше. Иди, иди! Приведи мне ее! Да распиши мои достоинства покрасочней! Чтобы та искорка, что я заметил в ее глазах при нашей встрече, воспылала пожаром страсти. Иди, иди! Раздуй огонь!

Вагой (мрачно): Иду, иду. Хотя и знаю, что нет более неблагодарного занятия, чем сводить женщину с мужчиной. Если ей не понравится, она проклянет, и чесоткой замучишься, если не чем-нибудь похуже, потому как ведьмы они все, племя долгогривое. А если понравится, она и не вспомнит. Женщины – неблагодарные твари. Иду, иду. Я уже не спорю, нет! Ибо не нами сказано: «Спеши бежать спора, и душа твоя будет умиротворенной». Но не говори потом, что я тебя не предупреждал, Олоферн!

Голос за сценой:

«Олоферн любовался на нее и пил вина весьма много, сколько не пил никогда, ни в один день от рождения. Потом упал на ложе свое, потому что был переполнен вином».

Юдифь и Лия входят в шатер Олоферна. Лия расстилает принесенный ковер для Юдифи, многозначительно ей подмигивает за спиной Олоферна, указывая на оружие, которым украшен шатер, и тут же уходит.

Олоферн: Юдифь! Ты принарядилась и стала еще краше. Кто не восхитится, глядя на тебя? Вагой, разве что. Да и он притворяется. Не дичись, проходи. Усаживайся или возляг. Тебе нравится убранство моего шатра? Юдифь: Да, красиво.

Олоферн: Ты так скупа на слова. Тебя обидели, может быть? Если так, то я не пощажу обидчика.

Юдифь: Ты гадаешь, кто обидчик?

Олоферн: Это я? Угадал? Так прости мне непочтительность, с которой я требовал тебя к себе. Уж больно красочно мне тебя расписали. Я думал – унижу врага (ведь скучно во время осады), а заодно получу красивую наложницу. Но увидел тебя и понял… Понял, что ты оказала мне честь, явившись.

Юдифь: Моя честь попрана, но я покорна. Я готова соблюсти договор.

Олоферн: Юдифь! Ничего с твоей честью не сталось пока. И не станется, я тебе говорю. Давай-ка здесь забудем о вражде. Ты моя гостья. И гостья желанная, несмотря на то что несла с собой нож. Его нашли в твоей одежде. Юдифь: Это для… Для защиты.

Олоферн: От кого? От целой армии? Впрочем, что это я. Для защиты – так для защиты. Не буду тебя упрекать. Но уверяю, что никто не собирается с тобой воевать. Меня тебе тоже не следует бояться. Я благоговею пред тобой, прекрасная. Мне, воину, внове такое чувство. В тебе, помимо красоты, есть нечто необъяснимое, я таких слов, во всяком случае, не знаю. И видишь – я не прячу от тебя оружие. Хочешь, выбирай любой кинжал, топор или меч, пронзи мне сердце, вскрой артерии, снеси голову. Такой смерти я не боюсь, я ее приемлю. Я благословлю оружие, которое ты поднимешь на меня. Твоя рука – рука судьбы. Поэтому… побеседуем, Юдифь, и – угощайся. Вот фрукты, лепешки на меду, сахарные шарики – их любят женщины, вино.

Юдифь (ни к чему не притрагивается): Благодарю.

Олоферн: Похоже, мне придется есть, пить и говорить за двоих. Ну что же. Хочешь, я расскажу тебе о моем прекрасном городе, о Ниневии? Она так велика, что иная страна уместилась бы на том пространстве, которое она занимает. Люди живут там в домах больших и светлых и прохладных. При каждом доме – сад. Улицы тенисты, обсажены фруктовыми деревьями. Здесь и фиги, и гранаты, и персики. Деревья клонятся под тяжестью плодов. Их может срывать каждый, кто захочет, даже рабам не возбраняется. Главная же улица так широка, что на ней свободно могут разъехаться двадцать колесниц. Она называется Царской и уставлена статуями невиданного совершенства. А как прекрасна река Тигр! И вся в парусах – самых разнообразных! У меня тоже есть ладья, и богатая, удобная. Я бы приказал обрызгать парус благовониями, если бы самая прекрасная пожелала прокатиться. Ветер разносил бы аромат, и приветственные крики доносились бы с берегов и с лодок во славу красоты… Юдифь! Оставь свое скучное нагорье, своего скучного мужа, и поедем со мной навсегда. Повелевай моим сердцем.

Юдифь заслушалась, замечталась и не отвечает.

Олоферн: Юдифь, ты почему молчишь?

Юдифь: Что мне ответить? И ты со своей стороны, и я – мы совершаем грех, вот так встречаясь за вином и яствами. Ты ведь купил меня. Купил за меру воды. Я – раба. И не говори мне, что твои боги столь терпимы, чтобы допустить мою власть над твоим сердцем.

Олоферн: Мои боги? Они не то что терпимы, но иногда милостивы. Вот как сейчас, когда ты здесь. К тому же есть всякие молитвы, заклинанья, очищающие от греха… Их Вагой все наизусть знает. Если что, мы его призовем. Вот видишь, моих богов умилостивить не слишком сложно.

Юдифь: Правда?

Олоферн: Кстати, могу тебя научить одной молитве, от которой у богов сердце тает не хуже воска. Вот слушай: «Боги – не знал я, крепка ваша кара. Грехи мои многие, как сделал – не знаю. Боги, уймите, отпустите, успокойте зло в сердце…» Дальше… Дальше я забыл, на тебя глядя. И где это сказано, что грех – любоваться красавицей?! Для чего же тогда боги таких красавиц создают?

Юдифь: Ты смеешься надо мной?

Олоферн: Богоравных?

Юдифь: Еще и богохульствуешь!

Олоферн: Юдифь, я не богохульствую, я тебя воспеваю. Ты чужда поэзии? Мне не верится что-то. Вот послушай.

Юдифь: У нас не принято…

Олоферн: Я тебя смущаю? Как ты невинна, хоть и замужняя женщина! И все же послушай. Я тебе расскажу, как ведет себя мое сердце, когда я тебя вижу, – то попрыгивает, будто хочет улететь в небеса, то падает, точно с обрыва. То рвется прочь, как из силков, то падает мертвым комом, будто подстреленная птица. Ну, я не очень-то в поэзии силен, признаюсь тебе. А сейчас, когда ты здесь, когда ты разглядываешь меня, рассудок мутится, звезда моя.

Юдифь: Я не верю, что в своих странствиях ты не встречал более красивых женщин, чем я. Здесь нет других, вот и все.

Олоферн: Тем не менее поверь. Наложниц, если ты об этом, найти – не великий подвиг. Они где угодно найдутся, даже в пустыне. Уж так они устроены, что всегда находятся. Но найти женщину на все времена – это милость богов. Мне теперь кажется, что боги надоумили Навуходоносора, царя моего, послать меня сюда с войной лишь только для того, чтобы я тебя встретил.

Юдифь: За милость твоих богов велика расплата.

Олоферн: А-а, опять ты о воде! Ну что ж поделать, если здесь только один удобный источник. Моим солдатам тоже нужна вода.

Юдифь: Вы не очень-то нуждаетесь в воде. Говорят… Говорят, что…