Вайдекр, или Темная страсть - Филиппа Грегори Страница 49

Доктор Мак-Эндрю улыбнулся моему энтузиазму и заговорил о лошадях. Еще в период моей болезни я заметила, что он понимает в них толк. В его двуколку была запряжена превосходная пара: оба гнедые, с высокими шеями и размашистой поступью рысака.

Мне даже бывало любопытно, откуда у молодого доктора деньги на таких лошадей, но теперь все стало на свои места. Я рассказала ему о первом пони, которого купил мне папа, а он о своей первой гончей, и я совсем забыла, что половина глаз всего общества устремлена на нас.

— Беатрис, дорогая… — услышала я голос мамы.

Я подняла глаза и увидела леди Хаверинг и маму, которые тут же положили конец нашему разговору. Доктора Мак-Эндрю повели знакомить с остальными гостями, а мне мама напомнила, что я должна отвести Селию наверх переодеться для путешествия.

Вся моя помощь заключалась в том, что я проверила, не помялись ли мои собственные плащ и шляпка, и уселась на подоконник полюбоваться закатом. Мне было жаль покидать Вайдекр в эту ласковую пору, когда деревья начинают менять цвет. В моих глазах стояли слезы, когда я, поцеловав маму на прощание, прыгнула в коляску. Моя глупенькая мамочка отнесла эти слезы на свой счет и трогательно расцеловала и благословила меня. В толпе, окружавшей Селию, я отыскала доктора Мак-Эндрю. Он стоял позади всех и смотрел на меня. Когда наши глаза встретились, он улыбнулся мне так тепло, что у меня на душе стало спокойно-спокойно. В шуме толпы я не расслышала, что он сказал, но догадалась, что это были только два слова: «Возвращайтесь скорее».

Я откинулась на подушки с улыбкой на губах и странной теплотой в груди. И мы отправились в свадебное путешествие.

Первая брачная ночь стала для нас с Гарри именно тем, что мы и ожидали, но оказалась окрашена для меня еще и удовольствием обманывать Селию, спавшую за соседней дверью. Гарри пришлось зажать мне рот рукой, чтобы заглушить мои крики, и этот намек на его насилие и мою беспомощность взволновал нас еще больше. Когда же для него, в свою очередь, настал кульминационный момент, то ему пришлось спрятать голову в подушку, чтобы сделать неслышным тяжелый стон наслаждения. Затем мы долго лежали в молчании и спокойствии, не тревожась о наступающем утре.

Отель «Голден Флис» в Портсмуте оказался расположенным у самых стен гавани, и, когда мы засыпали, я слышала шепот моря. Запах соленого воздуха говорил мне, что наше путешествие уже началось и Вайдекр с его надеждами и страхами остался далеко позади. Гарри громко вздохнул во сне и отвернулся, а я продолжала тихо лежать в этой чужой комнате, смакуя свое первое расставание с домом, которое делало его еще желаннее. Бессознательно мои мысли вернулись к Ральфу, прежнему Ральфу моего девичества, и его роковому желанию лежать вместе со мной в господской кровати. Да, он был прав, завидуя нам. Земля и богатство, которое она дает, — это самые главные вещи на земле.

Я долго лежала на спине, глядя широко открытыми глазами в темноту и слушая шорох волн, ласкающих стены гавани, как будто они вздыхали от счастья, прикоснувшись к земле. Послушный Гарри безоговорочно принадлежал мне, за стеной спала Селия, уверенная в моей дружбе. И прежняя ноющая боль в сердце, страх остаться нелюбимой и никому не нужной в своем собственном доме постепенно оставлял меня. Мой брат, сквайр, обожал меня и спешил ко мне по одному мановению моей руки. Я была в безопасности. Он был полноправным хозяином нашей земли и подчинялся каждому моему приказанию. Но я продолжала невидящими глазами смотреть в серый потолок надо мной и знала, что мне этого уже недостаточно. Я нуждалась в чем-то большем. Мне не хватало той магической силы, которая была в нем, когда Гарри стоял во весь рост на верху телеги, высокий, золотоволосый, бронзовый бог земли. Когда я выступила навстречу ему из глубины амбара, я приветствовала не только желанного мужчину, а когда он смотрел на меня, не отрывая глаз, он видел перед собой темную богиню земного плодородия. А теперь он превратился в заурядное человеческое существо в ночном колпаке, и этот образ исчез, а вместе с ним исчезла и моя страсть.

Конечно, я всегда думала о Ральфе. Во время наших постоянных любовных встреч и поцелуев в укромных местах его никогда не оставляла некая магическая власть надо мной. В нем всегда ощущалась темная сила грозного леса. От него исходил магический дух Вайдекра, он дышал этой магией. А в Гарри не было ничего подобного.

Я перекатилась на другой бок и прижалась к довольно пухлым ягодицам моего брата. Никогда Ральф не принадлежал мне так полно, как он. Я не могла не обожать сквайра, но поневоле чувствовала легкое презрение к мужчине, которого я третировала, как глупого щенка. Каждый опытный наездник предпочитает хорошо вымуштрованную лошадь, но кто не насладился бы борьбой с животным, чей дух не удалось смирить? Гарри всегда принадлежал и будет принадлежать сегодняшнему дню. А мне было нужно нечто другое, из тех языческих времен, когда таинственные создания бродили по лесам Вайдекра. Я сонно улыбнулась, представив себя гибким великолепным зеленоглазым зверем. И тут же провалилась в глубокий, глубокий сон.

Утренняя суета отеля разбудила меня довольно рано, задолго до того, как моя горничная принесла мне чашку утреннего шоколада и горячую воду для умывания. Из моего окна была видна вся гавань, и ее вода приветливо синела, рыбачьи лодки и небольшие яхты весело подскакивали на легких волнах. Предвкушение предстоящего путешествия волновало нас, и мы с Селией смеялись как дети, всходя на борт парома, пришвартовавшегося у высокой пристани.

Первые несколько минут были восхитительны. Маленький корабль храбро покачивался на волнах, пирс был густо облеплен людьми, продавцами сувениров из ракушек и стекла, акварельных пейзажей Англии, а также фруктов и еды в дорогу.

Даже вид безногого калеки — несчастного моряка — не напугал меня. И хотя я с ужасом смотрела на страшные обрубки его ног, наблюдая, как отвратительно ловко и опытно он передвигается с их помощью по земле, мне было совершенно ясно, что, оставляя Вайдекр, я бегу от неотвратимого, медленного приближения Ральфа. Я суеверно бросила нищему пенни, он поймал монетку опытной рукой и поблагодарил меня с заученной плаксивостью. Горькая мысль о Ральфе, моем любимом Ральфе, поверженном в бедность и нищету, сжала мое сердце. Но я тут же отбросила ее в сторону, привлеченная восклицанием Селии:

— Смотри! Смотри! Мы отплываем!

Ловкие, как обезьяны, матросы вскарабкались на мачты к свернутым парусам. Под громкие выкрики зрителей паруса захлопали и в мгновение ока надулись. Мы с Селией только успевали уступать дорогу матросам, которые выглядели дико, как пираты, и перебегали от мачты к мачте, распуская паруса и стремительно сматывая канаты. И вдруг стена гавани скользнула от нас прочь, машущие фигурки людей превратились в движущиеся точки, и корабль вышел в море. Желтая каменная пристань казалась мне рукой, протянутой к нам и стремящейся удержать нас дома.

Паруса наполнились ветром и надулись, суета на палубе уменьшилась. Селия и я сочли это добрым знаком. Я прошла на нос корабля и, убедившись, что меня никто не видит, вытянулась вдоль бушприта и стала следить за вскипающей подо мной волной, за острым носом корабля, разрезающим зеленую воду. Добрый час провела я здесь, очарованная мощью воды, как вдруг качка стала сильнее, а небо покрылось тучами, что всегда предвещает бурю, будь то на море или на земле. Начался дождь, и я почувствовала дурноту. Качка стала весьма неприятной, к горлу подступила тошнота, и мне пришлось укрыться в каюте.