Прости за любовь - Таня Винк Страница 49

На какое-то время отец Николай замолчал, а потом продолжил:

– И все началось снова. Она хотела уйти от мужа, но я был против. Я бы ей всю жизнь испортил, и сыну тоже. Вы не знаете, Дмитрий, что это за времена были, особенно для таких, как я.

– Я читал.

– Читать – это совсем другое. Так вот… Мне нельзя было жить в больших городах, и я уехал в село недалеко от Харькова, работал в лесхозе сторожем, сторожил кабинет директора по ночам, а днем работал на лесопилке. Если заводились лишние деньги, я посылал ей и родителям. И вот однажды деньги вернулись. Я почувствовал неладное, но боялся поехать к ней, страшно боялся, а потом получил письмо от родителей, что она умерла, сердце остановилось. М-да… Поехал. Муж ее могилу показал. Вернулся я домой – сразу на работу. Лесхоз наш располагался в бывшем имении помещика. На дежурстве я обычно сидел за столом директора, прямо возле сейфа. Сижу я за этим столом, голову обхватил руками, а тут телефон звонит. Ночью. Такого еще не было – лесхоз не больница скорой помощи. Я даже не думал подходить, решил, ошиблись номером. Сижу, слушаю, а он звонит. Вдруг какая-то сила заставила меня подняться. Встаю, делаю шаг – и вдруг туда, где я только что сидел, падает тяжеленная люстра. У люстры этой внизу такая капелька острая была, как наконечник стрелы, и вот этой капелькой она в стул воткнулась, а потолки в здании были высоченные. Лампочки лопнули, висюльки разлетелись, темнота, а телефон звонит. Я снимаю трубку и слышу ее голос, еле слышу, далеко-далеко… «Сашенька, я люблю тебя». Вот так-то, молодой человек. И случилось это девятнадцатого декабря. Утром я написал заявление и ушел. К Богу ушел. – Отец Николай снова принялся за еду. – В ту ночь Бог подарил мне новую жизнь, новое имя, и нет у меня другого дня рождения, кроме этого.

– А в миру вы Александр?

– Нет, я теперь Николай и для мира тоже. – Священник прервался, но вилку не отложил и посмотрел сквозь Диму. – Я не мог оставаться Александром, да и вообще не мог оставаться тем человеком, мне же нельзя было жить в городах, а я хотел учиться. Мне ничего было нельзя, только умереть можно. Вот я и решил умереть, вернее, изменить имя и фамилию. И я стал Николаем, это имя в моем паспорте. И день рождения у меня другой, девятнадцатое декабря.

– А что, в то время поменять имя было просто?

– Что вы! – священник махнул рукой. – Мне добрые люди помогли. Это было очень сложно. Мне пришлось далеко уехать, в Мурманск, а уже оттуда я вернулся Николаем. Пошел работать на плиточный завод, добрые люди свели меня там с бывшим священником, он Богу служил сердцем, а не в церкви, потому что в то время под рясами священников были энкавэдэшные мундиры. Он и стал моим наставником, проводником к Богу, а работал бухгалтером тут же, на плиточном. В это время Сталин сдох, прости Господи, – отец Николай перекрестился, – но легче жить не стало. Наставник посоветовал идти учиться, и я пошел в политехнический на вечернее, по плиточному делу. А сан принял в девяносто первом. – Он помолчал и снова продолжил: – Я, молодой человек, встречал очень много людей, которые вот так, как я, становились другими. Люди идут на это не от хорошей жизни.

Они проговорили до сумерек, и первым спохватился отец Николай:

– О, скоро стемнеет, да и гололед может быть. Может, все-таки заночуете, а завтра утром с Божьей помощью отправитесь в дорогу?

– Спасибо за гостеприимство, но не могу, дела.

Дел действительно было много. Завтра с утра на работу, а в обед он поедет с Катей за покупками: у нее ни тапочек нет, ни халата, ни шампуня. Она согласилась при одном условии – за все заплатит сама. Ладно, там видно будет.

А потом снова на работу.

Священник проводил до машины.

– Спасибо, молодой человек, за подарок и приятную беседу. Передайте нижайший поклон Юрию… И вот что я вам еще скажу. – На его лице появилась мягкая улыбка. – Вы не поверили моему рассказу о телефонном звонке, решили, что старец совсем выжил из ума…

– Ну что вы! – воскликнул Дима и покраснел: он действительно счел этот рассказ выдумкой и, конечно, чем-то себя выдал. – Я… я просто не знаю, как к этому относиться.

– Как бы вы к этому ни относились, – священник интонацией выделил слово «этому», – законы мироздания продолжают действовать, а вы можете им помочь. – Он сделал упор на последней фразе.

– Помочь? – учтиво спросил Дмитрий и немного напрягся – он не любил беседы на философские темы, считая их бесполезной тратой времени. – Зачем?

Отец Николай посмотрел ему в глаза:

– Это только вы знаете, Дмитрий… Есть два взгляда на жизнь: первый – чудес на свете не бывает; второй – все, что происходит, – сплошное чудо.

– Альберт Эйнштейн, – вежливо продолжил Дима.

– Как давно вы ждете чуда? – Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба.

– Я?! – Дима ткнул пальцем себе в грудь и покраснел. – Я не жду чуда, я сам строю свою жизнь.

И тут, как по мановению волшебной палочки, у Димы на глазах лицо священника стало изменяться, розоветь – перед ним стоял не отец Николай, а настоящий святой Николай. Только без мешка с подарками.

– А вы ждите, и оно случится, – вкрадчиво произнес святой Николай, и в его добрых глазах, окруженных морщинками, вспыхнули озорные огоньки, совсем как те, что он видел много лет назад, и уже голосом священника немного встревоженно добавил: – Поезжайте, Дмитрий, а то я вас не отпущу на ночь глядя. Как приедете домой, сразу позвоните.

Покупателей в торговом центре было меньше, чем продавцов. Софи побродила по дорогим бутикам и спустилась на второй этаж, с магазинами попроще. Там она села на скамейку и позвонила подруге.

– Представляешь, ту соболью шубу, что я примеряла, уже купили! Ну везет же какой-то сучке! – завелась она и онемела: из «Домашнего текстиля» под руку с тощей уродиной, одетой до ужаса безобразно, вышел Дмитрий Хованский. Уродина повернулась боком к Софи и… Этого не может быть! Уродина беременна! Ах ты, Хованский! Ах ты, недотрога!

Хованский и уродина вошли в магазин обуви. Софи натянула капюшон почти до бровей и спряталась за елкой.

– Софи, але! Ты че молчишь? – услышала она голос подруги.

– Да подожди ты!

– А че шепчешь?

– Да тут Хованский! Представляешь, с какой-то беременной клячей! Он ей тапки покупает. Нет, ты представляешь?!

– Это его новая жена?

– Да откуда я знаю!

– Молодая?

– Молодая, сука!

– Так сфоткай и жене отправь, может, та вообще ничего не знает!

– Ты думаешь?

– Конечно! И вот что: не со своего номера, купи карточку, вот с нее и отправь.

После магазина обуви Дима с уродиной направились в отдел хозтоваров. Прячась за стендом с помадами, Софи сделала несколько снимков. На одном из них уродина целовала Хованского в щеку.