Царица без трона - Елена Арсеньева Страница 5

Стрельцы медленно затворяли ворота.Алебардщики так и остались по ту сторону – будут ждать здесь возвращения царя,сменяясь через каждые два часа. И то диво, как они выдерживают в своихжелезяках столь долгое стояние на морозе! Конечно, под шеломом, болеенапоминавшим перевернутый, до блеска начищенный котел, у каждого вздет вязаныйподшлемник, да и под кирасами внизу теплые, простеганные суконные кафтанчики имеховые безрукавки, а все едино – не сравнить с теплыми тулупами, которыенадевает московская ночная стража студеными декабрьскими ночами. Ну что ж,такая уж их, наемников, доля. Служба у каждого своя, а, по слухам, платятчужинцам щедро!

У царя было три иноземные дружины: одна подначалом француза Якова Маржерета, вооруженная протазанами [3] с позолоченным изображением русского орла, сдревками, которые были обтянуты бархатом, а поверх него увиты серебряной битью [4],с золотыми и серебряными кисточками. Дружина Маржерета выглядела самойнарядной, платье у алебардщиков было бархатное – праздничное, а будничное –суконное. Хорошо было также воинство Матвея Кнутсона, ливонца: их алебардыукрашены царским гербом на обеих сторонах лезвия, платье темно-синего цвета скрасными камковыми [5]рукавами и такого же цвета штаны, а камзол обшит бархатными с битью шнурами.Третьей дружиной начальствовал ополячившийся немец Альберт Вандеман, которогочаще отчего-то звали пан Скотницкий. У его дружины одежда была обшита зеленымбархатом.

Такова была воля царя Димитрия – окружить себяне стрельцами, а иноземными солдатами. Его повадка казалась москвичам весьмадиковинной, ведь все русские прирожденные цари выезжали верхом всегда всопровождении стрельцов. А этот носится с горсткою своих трабантов [6].Стрелецкое же войско, вооруженное длинными пищалями, стоит на охране Кремля исамого города. Лишь иногда государь дает приказ вывести войско на берегМосквы-реки, чтобы заставить играть в детские игрища: строить деревянные илиснежные (смотря по времени года и погоде) крепостцы, брать их приступом иобстреливать из больших пушек, которых было в последний год отлито немало, хотяпушек и так хватало в Москве. Ну, зато пушкари теперь всегда при деле: уж иядер переводилось на государевы забавы! Вот ведь и ночь ему не в ночь: не иначечерт щипнул за бок – чего сорвался в крепость еще до заутрени, словно татарыподступают к городу?

«Татары, – мысленно повторял Димитрий,отворачивая лицо от студеного ветра, – татары, татары…»

Он твердил это слово, чтобы горячую голову нетерзало воспоминание о черных косах, только недавно ласково обвивавших его шею,о белой руке, по-детски подложенной под щеку, о нагой груди, с которой сползлопокрывало, открыв взору нежную округлость, завершенную темно-розовым, набухшимот жадных поцелуев любовника соском…

«Татары, татары, татары…»

Вечная угроза русским землям, неиссякающаяугроза, тем более опасная, что силища эта злобная наваливается внезапно истремительно. Отправляясь в набег, они ведь никогда не берут с собой тяжестей,которые мешали бы им и затрудняли продвижение, а именно запасов провианта илиамуниции. Татары, как всем известно, питаются конским мясом и обыкновенно берутс собой вдвое больше лошадей, чем людей. У каждого всадника по две лошади:устанет одна – он вскакивает на другую, а освободившаяся лошадь бежит захозяином, как собака, к чему она приучается очень рано. И когда падет лошадь,что бывает часто, татары едят конское мясо: взяв кусок, они кладут его подседло, пустое внутри, и мясо там лежит и преет до тех пор, пока не сделаетсямягким. Тогда они охотно едят его; сверх того, они отовсюду уводят скот и такимобразом обеспечивают себе пропитание. Приближаясь к реке, они связывают вместеповодья и хвост обеих лошадей, на которых сами становятся, привязав сделанныеиз дерева луки к спине, чтобы не замочить их и не ослабить тетиву. И такимобразом татары чрезвычайно быстро переправляются через реку и наваливаются всемскопом на поселение. Они все одеты с головы до ног в овечьи или звериные шкуры,так что видом походят на чертей…

«Очень хорошо! – усмехнулсяДимитрий. – Мое «чудовище ада» про них в самый раз будет. Чертовщинапротив чертей!»

«Чудовищем ада» на Москве называли придумкуцаря – крепость на колесах, внутри которой были установлены полевые пушки ивсегда имелся изрядный огнестрельный припас, чтобы употребить против внезапногонатиска татар. Димитрий надеялся, что частые огненные залпы напугают и самихвсадников, и, что не менее важно, лошадей. Да, крепость на колесах былаизмышлена весьма хитроумно. А уж как изукрашена! На стенах ее были изображеныдиковинные боевые животные – элефанты, называемые по-русски слонами – за то,что при ходьбе весьма слоняются из стороны в сторону. Элефантов, сиречь слонов,Димитрий видел в Польше на цветных гравюрах, изображавших жизнь чудесныхиндийских стран. Между прочим, рассказывали, что одного такого слона привели как-тов подарок царю Ивану Грозному, отцу-батюшке, однако животное оказалосьстроптивым, чина царского не почитало и нипочем не желало преклонить предгосударем колени, почему крутенький нравом Иван Васильевич вскоре разъярилсянастолько, что повелел отрубить непокорному элефанту голову. Насилу выпросилипомилование для чудного животного!

Окна в движущейся крепости были сделаны точнотак, как на лубочных картинках изображаются врата ада, и из них должен былизвергаться огонь из больших пушек. А понизу шли ряды окошечек, подобныхголовам чертей, из которых торчали жерла самых малых пушек.

Эта крепость была вся, от начала до конца,придумана, нарисована и вычерчена для строительства самим Димитрием – так же,как медное изваяние Цербера, страшно клацавшее зубами. Цербера он велелпоставить перед своим дворцом, и надо было видеть лицо Ксении, когда онавпервые увидела чудище! Сначала испугалась до полусмерти, спряталась за спинуДимитрия, долго потом даже во двор выходить не хотела, но в конце концовпривыкла к Церберу и даже, кажется, с трудом удерживалась, чтобы не отвеситьему приветственный поклон в ответ на зубовное клацанье. Была совершенноуверена, что чудище сие только наполовину медное, а вполовину – живое и такимобразом Цербер здоровается с царем и его любушкой.