У каждого свой рай - Кристина Арноти Страница 5

Она распознавала слова по движению моих губ, как глухонемая.

– Бросить Марка? Ты шутишь?

Порозовев от волнения, она ловко подбирала крошки, чтобы скрыть свою нервозность:

– Что-то случилось?

Нельзя маме рассказывать все, что придет в голову. Я должна тщательно продумать свое вранье, чтобы оно было правдоподобным. Устав от попыток придумать что-то толковое, я готова была провалиться… Мама воскликнула:

– Ты видишь, твою мать бросили, а теперь ты собираешься сделать то же самое со своим мужем?

У меня не было другого выхода, как продолжать врать.

– Я встретила очень хорошего человека…

– Лучше Марка?

– Он другой.

– Ты сошла с ума, связаться… Бросают в крайнем случае, и к тому же ради лучшего. Но ради «другого». Кто он?

– Американец.

Я фантазировала с наслаждением.

– Американец? – Она помолчала. – Я могла бы поклясться, что первым начнет изменять Марк. Он был слишком хорош. Слишком послушный. Тебя не беспокоило то, что по субботам он ходит по магазинам? В тридцать шесть лет ученый, красавец, погряз в быту, толкает тележку в универсаме и закупает лапшу на неделю… Это страшно… И кроме того, если бы он это делал для сверхсоздания, но не для преподавательницы из лицея!..

– Мама, к сожалению, я работаю. Мне хотелось бы тоже закончить свою работу по Фолкнеру. Но я не успеваю…

– Ты же сдала свою тему, чего ты хочешь еще? Еще один диплом – и у тебя вообще не будет мужчины…

Я начала злиться. – У тебя нет диплома, мама, и мужчины тоже.

Она выдержала удар стойко. Она справилась с собой, чтобы избежать разрыва, который мог бы нас разлучить, учитывая наше упрямство, на годы.

– А американец? Чего он хочет?

– Я точно не знаю.

– А ты?

– Побывать в Нью-Йорке. Обрести немного свободы. И самое себя.

– Ты мечешься в вакууме, Лоранс. Если бы у тебя были дети…

– Чтобы страдать так, как ты? – Я зашла слишком далеко. – Ты все еще сожалеешь о том, что у тебя нет внуков. Займись собой.

– Если мы не можем мирно разговаривать, – сказала она усталым голосом, – то нам лучше не встречаться. Некоторое время.

– Ты меня спроваживаешь? Она пожала плечами.

– Я никогда тебя не пойму.

– Мама, я пришла с наилучшими намерениями. Я тебе даже предлагаю деньги, если ты согласишься их принять, на отпуск. Я как бы возвращаю ту сумму, которую дал отец, чтобы я смогла провести два года в Нью-Йорке. Я их возвращаю, но тебе. Согласна? Пожалуйста, не будем ссориться…

Она наклонилась ко мне.

– Поговорим об американце.

– Его сын в моем классе.

– Я сгораю от любопытства, – сказала она.

Я сочинила красивую, но короткую историю.

– Он пришел в школу поговорить со мной. Мать размышляла.

– У американского мальчика не должно быть проблем с английским языком во французском лицее.

– Но у него были трудности. Мы понравились друг другу.

– Сколько ему лет?

– Я не знаю. Около сорока или чуть больше. Он мне подарил книгу об Уолте Уитмене… – Машинально добавила: – Американский поэт. Он мне прислал также огромное вечнозеленое растение…

Я сказала глупость. Если мать придет, она будет его искать.

– …которое я отдала на подкормку. У него на листьях были желтые пятна. Растение у цветочника.

Мама наблюдала за мной:

– Марк – очень хороший парень. Ты зря его бросаешь. Правда, он немного ленив…

Я вскрикнула.

– Ленив?

– Он производит впечатление ленивого. Он не особенно старается.

– Марк работает как сумасшедший, мама. Вечером он валится с ног от усталости.

– «Падает от усталости»… Вы всегда «падаете от усталости». Я считаю, что Марк…

Я резко оборвала:

– Исследователь высокого уровня.

– У него астрактная работа.

Она произнесла «астрактная», как если бы она сказала «сихиатр» вместо «психиатр». Я никогда не осмеливалась ее поправить.

– То, что он делает, не абстрактно. – Я подчеркнуто произнесла «б». – Это полезно для человечества, наука.

Кроткая, как агнец, мать продолжила:

– Он пополнел. Слегка округлившееся лицо делает его ленивым. На работе отдают предпочтение худым. – И добавила: – Я не сихолог.

«П» снова исчезло. Мама была не в ладах с некоторыми сочетаниями согласных.

– Мне кажется, что вы живете недостаточно…

– Как это? – Я защищалась. – А у тебя, мама, разве не напрасно уходят годы?

– Это совсем другое дело, – сказала она. – Я несчастна. Но вы, вы счастливы. В этом вся разница. Я считаю, что для счастливых людей ваш образ жизни не годится. Я субъективна.

Мне бы хотелось однажды подарить маме корзиночку согласных.

– Вы еще молоды.

– К счастью, ты признаешь хоть это…

– Но, – продолжала она, – вы делаете все время одно и то же. Зимой в лицее, летом в поместье в Ландах. Никаких путешествий. Однако без детей вы свободны.

Мама только что разрушила представление о нашей чете.

– Ты мечтала о другом, Лоранс.

– Точно. Я хочу изменить свою жизнь, а ты меня распекаешь. Ты не последовательна.

– С детства ты постоянно к чему-то стремишься. Я тебя знаю.

Фраза, которую никогда нельзя произносить перед своим чадом. Эта сортировочная, которой является чрево, породившее его, не должна объявлять окончательного суждения о нем.

– Послушай, мама…

– Я тебя слушаю.

Я уже представляла свой отъезд в Нью-Йорк. Возможно, существует еще целина, которую можно поднять. Чтобы убедить себя, я повторила:

– Я тебе дам денег.

– На путешествие, – сказала она.

Мне была невыносима ее безучастность, я бы предпочла открытую неприязнь.

– Я возвращаю долг, как я тебе сказала… И ты поедешь, куда тебе захочется…

– Ты помнишь швейцарского врача? В Ивисе? – спросила она.

– Смутно…

– Ты сделала все, чтобы это не получилось.

– Не получилось что?

– Флирт. – Она произнесла это слово с наслаждением. – Ты ревнива… Тебе хотелось, чтобы я принадлежала только тебе.