Мой любимый писатель - Кира Лафф Страница 50

Лидия Васильевна недовольно подняла брови, видимо, поражалась моей чёрствости, но, всё же, продолжила рассказ.

- Когда Маришка поступила в университет, то жизнь её семьи круто изменилась. У твоей бабушки были родственники где-то в Подмосковье, которые владели долей их жилплощади. Я не знаю всю эту историю, почему так получилось, по факт был фактом – квартира не полностью принадлежала твоей бабушке, а ещё каким-то её дальним родственникам. И вот как-то раз, помню, была весна, Маришка сессию сдавала, к ним приехал родственник. Этот парень был троюродным племянником твоей бабушки, вроде бы. Приехал и заявил, что намерен жить у них. Ну, бабушка твоя, женщина всегда была с характером, пыталась воевать, добиться правды. Но, к сожалению, ничего не вышло.

Парень-то был красивый такой, видный. Все девки на него глаз сперва положили.  Но потом, как узнали его поближе, так стали за версту обходить. Сперва он работу долго найти не мог. Уж не знаю, чем он занимался и откуда у него были деньги, но уж точно не от честного труда. Я всё удивлялась – дрыхнет до обеда, а ездит на мотоцикле! Да как это так! Помню, прожил он месяц с ними. Сперва вёл себя прилично, а потом его понесло. То пьяный в подъезде валяется, то по ночам во дворе дерётся с кем-то… Маришка, добрая душа, его одеялом укрывала, когда он не мог до квартиры дойти.

Мы все просто диву давались, как Настасья, твоя бабушка, с ним уживается. Она всегда такая строгая была, Маришку никуда не отпускала. А тут вот ей приходилось мириться с таким соседством!

Было дело, она к нам вечером зайдёт за чем-нибудь, и давай жаловаться на Димку. Так его звали. Она всё хотела подловить его на чём-нибудь и милицию на него вызвать. Как-то раз он завалился с дружками своими поздно вечером домой, и что-то они там не поделили. В общем, началась драка. Настасья к нам прибегает вся красная, злая. Маришка за ней испуганная. У них тогда телефона не было, а у нас был. Вызвала Настасья, в общем, милицию. Димку-то и увезли. Не было его дней десять. Я уж не знаю, что они ему там предъявили. Дебош пьяный? Драку? Пока его не было, соседки наши хоть вздохнули спокойно. Маришка в университет ходила, задания делала. Настасья на работу. Мы уже обрадовались, что Димку долго там продержат… Но потом он из тюрьмы-то вышел и вернулся.

Злой как чёрт. Побитый. И пьяный. Настасья на работе дежурила в тот день… - глаза женщины наполнились слезами, и она быстро смахнула их рукой. – А Маришка дома была. Одна. Ну и… - Лидия Васильевна начала всхлипывать.

           Я как-то отдалённо понимал, к чему придёт вся эта история ещё с самого начала её рассказа. Но почему-то никак не мог в это поверить. Мне нужно было услышать это. Услышать от неё.

 - Что? – как-то отстранённо спросил я

- Ну вы же сами понимаете… – женщина не смотрела мне в лицо. Она нервно теребила пальцами край скатерти.

Но я ничего не понимал. Голова как-то странно кружилась, а к горлу подступала тошнота. Мерзко так. Невозможно. Отвратительно. Спазмы сдавливали мой желудок.

- Вам, может, воды? – взволнованно спросила меня женщина через какое-то время. Наверное, тошнотворное состояние слишком чётко проступило на моём лице.

  Я попытался сдержать горечь, рвущуюся наружу.

 - Что. Было. Дальше. – с трудом выдавил я, делая неестественные паузы между словами.

  - Он сбежал. А Маришку Настасья нашла после работы, вызвала ей скорую. Ну и милицию вызвали. Маришку в больницу отвезли, он, ведь, гад такой, и побил её ещё. А его в розыск объявили. Недолго его искали, правда. Нашли через трое суток. Потом суд был. Приговорили его. Не помню на сколько лет. Я знаю только, один раз потом спросила у Настасьи, что он в тюрьме убил, вроде кого-то, поэтому ему ещё лет накинули. Наверное, до сих пор сидит. Или помер уже.

- А Маришку будто подменили с того случая. Когда она из больницы приехала, то долго, помню, никуда не выходила. Всё лето дома сидела. Никто из соседей, кроме нас, не знал, что в тот вечер-то случилось. А потом, уже дело к осени шло, Маришка взяла и уехала. Вроде, к бабушке в деревню. Я пришла тогда к Настасье, говорю: «А что случилось-то? Как же университет?». Настасья темнее тучи сидит и говорит: «Да залетела она! Я её уже как только не убеждала аборт сделать, да жить дальше! Но она ни в какую!» Плакала она тогда весь вечер. Всё сокрушалась, что этот гад её дочери всю жизнь испортил.

-  Маришка потом в Москву вернулась уже с ребёнком. Университет бросила, устроилась в какую-то редакцию. Ей комнату дали в общежитии. Она к матери так ни разу и не пришла больше. Уж не знаю, что там у них такое произошло. Мне Настасья так и не рассказала. Маришку я видела несколько раз в библиотеке. Она похудела, глаза как-то потускнели. Я ей говорила, помню, что она ещё молодая, что жизнь ещё наладится. А она только улыбалась устало и кивала. Одной-то с ребёнком маленьким ух как непросто! Она днями и ночами работала. Совсем себя загнала, бедняжка. – Лидия Васильевна грустно вздохнула своим воспоминаниям.

Мы молча сидели какое-то время, пока я, наконец, не понял, что её рассказ окончен. До меня вообще как-то с трудом доходил смысл того, что она мне сказала. То есть я, вроде бы, всё понимал, но одновременно и не совсем.

Пытался как-то структурировать в голове рассказ Лидии Васильевны. Мой отец – родственник матери. Я – плод инцеста. Он изнасиловал мать. Избил её. Он преступник и убийца. Сидит в тюрьме. Мама умерла, потому что пыталась обеспечить нам нормальную жизнь, а одной с ребёнком это практически невозможно. То есть, как бы, я косвенно виноват в её смерти. Всё понятно. Что тут не понять?

Не помню, как вышел из квартиры и оказался в машине. Взглянул на телефон, желая узнать время. Но он был разряжен. Обрывки истории, которую я только что услышал, постоянно всплывали в мозгу. Перед глазами всё плыло. Когда я прикрывал их, то передо мной вставала одна и та же картина: мужчина, как две капли воды похожий на меня (может, это и вовсе был я сам?) в пьяном угаре насилует молодую девчонку со светло-русыми волосами. Сцена настолько отвратительная, что я не выдержал. Открыл водительскую дверь и проблевался на землю.

Не это не помогло. Ощущение собственной мерзкости, отвращение к себе, к нему, и даже к ней захватило меня. Я больше не мог видеть собственное отражение в зеркале заднего вида. Мне казалось, что на меня смотрит он. Мой отец. Я вышел из машины и нетвёрдой походкой направился в близлежащий магазин. Купил бутылку водки. Потом зашёл в аптеку и купил димедрол. Смешав эти нехитрые компоненты, я выпил жгучую жидкость. Мне хотелось не проснуться. Больше никогда не открыть глаза и не видеть собственное лицо. Хотелось содрать с себя кожу, лишь бы хоть частично перестать быть похожим на человека в зеркале. Но чтобы я ни предпринял, зверя внутри себя я никак не смог бы искоренить.

Я знал. Я всегда подсознательно знал. То тёмное существо, что дремало внутри меня, и было моей истинной сущностью. Той самой, от которой я так старательно пытался откреститься весь прошлый год. Но кого я пытался обмануть? Нельзя избавиться от самого себя!