Грешный любовник - Джулия Росс Страница 50

Маленькая лодка покачивалась возле самого основания лестницы. Дав нагнулся и встряхнул за плечо лодочника, лежавшего поперек сидений. Утлая лодчонка сразу же накренилась самым рискованным образом.

– В Блэкфрайерз, друг мой!

– Стойте! – Сильвия схватила Дава за рукав. – Лодочник же пьян! Да и лодка – просто лохань дырявая:

– В самом деле? – отозвался Дав подозрительно невинным тоном.

Лодочник между тем сумел сесть. Внизу плескалась чернильная вода. Стряхнув со своего рукава пальцы Сильвии, Дав шагнул в лодку и встал, расставив ноги, на сиденье. Жалкое суденышко осело в воде так, словно это не лодка, а сухой листик.

– Боже, сэр! Осторожнее!

– Беспокоишься обо мне, Джордж?

Двигаясь легко, как уличный акробат, Дав сорвал с себя шляпу, и, держа ее в вытянутой руке, стал ею размахивать. Лодка самым зловещим образом закачалась. Полупьяный лодочник оцепенело пялился на него. Глаза Дава так и искрились весельем и дерзостью.

– Ах вы, презренный негодяй! – зашипела Сильвия. – Ведь наверняка, когда возводили мост, построили и новую лестницу, ведущую к воде? Забулдыга вовсе не настоящий лодочник!

– Не могу точно сказать, кто он. В число моих знакомых он не входит. Кажется, даже в сидячем положении он удерживается не без труда, но до Блэкфрайерза, думаю, нас довезет.

– Да мы потонем, не преодолев и двухсот ярдов! Он ухмыльнулся ей в лицо:

– Ты что, плавать не умеешь?

Она отступила на шаг, едва не поскользнувшись на скользких ступенях.

– Конечно, не умею! Где, черт возьми, я могла научиться?

– Ну, значит, придется тебя учить и плавать. Сильвия попятилась еще дальше.

– О нет! – она. – не в ледяной Темзе! Она повернулась и помчалась по лестнице обратно вверх.

Внизу Дав перебрался с лодки на скользкие ступени, отбросил шляпу и принялся стягивать камзол с таким видом, словно и в самом деле собрался купаться.

– Где же твое хваленое мужество, Джордж? – крикнул он ей.

– У меня довольно мужества, чтобы противостоять вашей затее! – прокричала она в ответ. – Я достаточно наслышана о том, как опасно плавать под мостами Темзы, особенно ночью, да еще когда на реке лед.

Рукава его рубашки сверкнули белым в темноте, когда он вскинул руки:

– Не доверяешь? Думаешь, не сумею тебя вытащить? Лодочник попытался подхватить шляпу, но Дав вырвал ее из его неверных пальцев.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он забулдыге, – но я не могу в данный момент позволить себе покупку новой шляпы.

Он снова натянул камзол и быстро поднялся по ступеням.

– Ну все, мир! – воскликнул он, хохоча во все горло. – Сегодня я не стану бросать тебя в реку. Можно отложить и на завтра.

– Увы, сэр, теперь я отлично пбнимаю, что вы вовсе и не собирались везти меня куда-то.

– В самом деле? Между прочим, вот-вот пойдетснег или, что еще хуже, мокрый снег.

Сильвия взглянула на небо. Звезды и луна за тучами пропали. Трубы и коньки крыш растворились в темноте. Холодные капли обожгли лицо. Через несколько минут все вокруг скрылось за пеленой мокрого снега, а они с Давом промокли до нитки.

Обратно они шагали по опустевшим улицам. Сегодня она получила очень важные сведения, узнала больше, чем могла надеяться в начале вечера: кое-что о его прошлом. А именно в его прошлом должен крыться ключ к разгадке его скрытых мотивов. Возможно, и к пониманию того, что заставило его погубить младшего брата Ившира. И еще – название низкопробного трактира где-то возле Блэкфрайерза: «Бык и наперсток», притон шлюх и бродяг.

Она все изложит в следующем донесении Ивширу. Против всяких ожиданий, Сильвия не так уж плохо справлялась со своей миссией. И все-таки она чувствовала себя такой несчастной!

С треуголки его так и капало. Сильвия шлепала по слякоти рядом, мужественно подставляя ссутуленные плечи мокрому снегу.

– Вы ведь на самом деле не думаете, что я трусиха? – спросила она.

– Ты-то? Конечно, трусиха!

Она нырнула под козырек подъезда и на мгновение спряталась от мокрого снега, хотя он-то остался стоять снаружи, во власти снежной крупы, которую гнал теперь порывистый ветер.

– Потому что мне не захотелось тонуть в реке?

– Нет, не поэтому, а потому что, сколько бы я ни умолял и ни настаивал, ты все равно не хочешь забыть про свои глупости и позволить утащить тебя в постель.

– Мы уже обсуждали данный вопрос, – она.

– В спальне у меня наверняка уже разожжен камин. Чистые простыни, согретые медной грелкой. Разогретое вино с пряностями или горячий шоколад...

– Уж не думаете ли вы, что я лягу в вашу постель ради подогретого вина? – перебила она его.

Он засмеялся. Он в жизни не слыхал ни о каком трактире под названием «Бык и наперсток». На мост он пришел ради того, чтобы проследить, благополучно ли его фургон выберется из Лондона. Человеку в лодке он с помощью условленного шифра сумел дать знать, каковы именно его планы на завтра. Одним словом, вечер удался, если не считать того, что закончит он его в своей холодной одинокой постели и будет всю ночь думать про женщину, которая кого угодно доведет до белого каления.

– Ну, как знаешь, – вздохнул он. – А вот что, если я возьму и прикажу горничным не класть в твою постель грелку до тех самых пор, пока ты не передумаешь?

Ее губы, пухлые и зовущие, растянулись в еще более широкую улыбку.

– Если я передумаю, то зачем мне нужна грелка?

На следующее утро Сильвия ожидала Дава, старательно напустив на себя беспечный вид. Он не исполнил своей угрозы лишить ее грелки. И ее встретила теплая, уютная постель. Однако она долго лежала на согретых простынях без сна, обнимая подушку, вглядываясь в пахнущую лавандой темноту – невинный, милый аромат детства, потому что заснуть означало видеть сны.

А ее сны не будут ни невинными, ни детскими. Во сне она будет томиться, отчаянно и страстно, по одному-единственному мужчине.

Она скопировала цифры еще из нескольких расписок в получении в приходную статью гроссбуха, написала несколько безобидных писем, адресованных торговцам, а потом потерла рукой сухие глаза, как если бы хотела смахнуть слезы.

Он вошел тихо, приблизился к столу и спросил:

– Так ты спишь так же плохо, как и я?

Сильвия повернулась, посмотрела на него, на его туфли с пряжками и шелковые чулки, на широкие полы камзола, на вышитый жилет и отметила, что его наряд так контрастировал с мужской силой, скрытой под ним. Наконец она подняла глаза на его лицо, которое казалось бронзовым в обрамлении серебряных прядей парика, и смутилась.

– Я лично спала как котенок, всласть налакавшийся молока, – ответила она.