Цена ошибки - Ирина Лобановская Страница 51

Лазарев понимал, на что отважился. Забор органов — это высокотехнологичная операция, требующая специального оборудования и консервантов, высокой квалификации множества подготовленных специалистов из разных учреждений. Подбор реципиента в листе ожидания осуществлялся с учетом многих факторов — группа крови, тканевая совместимость, антропометрические показатели, степень неотложности… Люди ждали своей судьбы — терпеливо, стиснув зубы… Ждали жизни или смерти.

А впрочем, все на земле ждут именно этого.

В России насчитывалось всего чуть больше сорока центров, где осуществлялась трансплантация органов, из них только в трех — пересадка печени, в одном — сердца… Не более двадцати больниц в стране проводили работу по мультиорганному донорству, когда от умершего человека забирали сразу несколько органов. Это позволяло спасти жизнь одновременно нескольким пациентам. Работа по донорству не соответствовала потребностям больных, нуждающихся в трансплантации.

Была налицо тенденция к снижению количества трансплантаций почек за несколько лет. Число трансплантаций сердца и печени не превышало трех — пяти в год, и эти операции, в отличие от трансплантации почек, выполнялись только в двух центрах в Москве.

Кадры, целевое финансирование… Сколько раз в жизни Лазарев слышал эти слова! И все упиралось именно в них. Нет специалистов, нет денег… Как была важна реальная государственная поддержка! Как необходима государственная программа по пересадке органов и тканей с соответствующим финансированием как за счет федерального бюджета, так и за счет финансовых вложений регионов! Такая программа позволила бы создать единую сеть транспланталогических центров, равномерно размещенных по всей стране. Центры по координации и обеспечению органного донорства работали только в Москве и Санкт-Петербурге.

А мнения, разговоры, слухи?… Многие организаторы здравоохранения и политики глубокомысленно рассуждали о бесперспективности, дороговизне, экономической нецелесообразности трансплантации органов при настоящем уровне экономики страны. Хотя несложные подсчеты свидетельствовали о другом. Расходы государства на лечение пациентов с заболеваниями сердца, печени, почек, легких, больных сахарным диабетом, а также потери, связанные с выплатами по инвалидности и смертности трудоспособного населения в результате декомпенсации этих заболеваний, на порядок превышали затраты, связанные с трансплантацией того или иного органа.

Продажа органов, незаконный забор органов и выполнение подпольных трансплантаций, о которых так упорно говорили… Игоря оскорбляли эти слухи. Публикации в желтой прессе, телевизионные передачи, рассказывающие о криминальных трансплантациях и торговле органами в России… Чистый вымысел… Зато общественное мнение по отношению к донорству и трансплантации и множество тяжелобольных людей, которые могут уже ничего и не дождаться…

В России отсутствовала целенаправленная государственная программа, пропагандирующая гуманистические принципы донорства. В большинстве высших медицинских учебных заведений не было программы обучения студентов и врачей по вопросам трансплантации органов и органного донорства. А проблема требовала безотлагательного решения, так как число нуждающихся в трансплантации сердца, печени, почек, легких и поджелудочной железы с каждым годом неуклонно росло.

И, с блеском защитив сначала кандидатскую, а потом докторскую, Игорь вдруг решил, что именно он, Игорь Васильевич Лазарев, и станет тем великим человеком, который сумеет перевернуть эту науку, сделать ее действительно значимой, важной, вернет ей всю ее глубинность.

— Да успокойся! — сказал ему однажды постигший ситуацию Гошка. — Ты настолько не крут, уж так не крут ни по одному пункту, что вот тем самым и крут! Дай лапу, и выше нос!

Долинский задумчиво изучал лицо молчаливого ученика.

— Как трудно и некомфортно иметь власть, — заговорил он. — Вот обычный человек, не обремененный ею, может приглашать на свой день рождения кого хочет и угощать чем хочет. А владельцу фирмы надо четко продумать, кого по деловому этикету следует пригласить к столу и какие блюда подать по уровню престижа. И ведь имей в виду, голубчик, это далеко не все, что ему приходится таким хитрым образом продумывать и просчитывать! Никакой ему свободы, не расслабишься даже в свой законный день рождения! Вот она тебе и власть…

— Я тоже как-то задумался, — признался Игорь, — а зачем она, эта неимоверная слава? Я хочу погулять по парку с девушкой вдвоем, не морочась тем, что на нас будут оборачиваться, приставать с автографами и ловить нас в камеры. Что каждый мой шаг начнут отслеживать. Задумался, но не внял этой вполне здравой, хорошей мысли. Не внял… Потому мы и расстались…

Игорь решил тогда, что в его жизни — жизни великого медика — нет места медсестре Верочке. Что отныне им не по дороге. Так вышло… Он творил свой мир — а разве он Господь? Мир — это промысел Божий, и ничей иной… Та лекция в музее…

Долинский пристально смотрел на своего ученика.

Выйдя от Феликса Матвеевича и остановившись возле магазина «Охотник-рыболов», Лазарев рассматривал витрину. Как давно это было — подмосковный пруд, Поликарпыч, Сазонов и он сам с удочками… Старого часовщика похоронили три года назад.

Игорь слегка оперся рукой о витрину, и вдруг стекло в ней треснуло. Треск услышал мужик-продавец, вальяжно подошел, посмотрел. Лазарев стоял ошарашенный.

— Наверное, брак какой в стекле был… — неуверенно пробормотал он.

Продавец глянул на него предельно строго, пронизывающе осмотрел и сказал с усталым вздохом:

— Брак… А знаете, сколько стекло это стоит?…

— А-а… Нуда… Я пошел, ладно?

И профессор торопливо пошел прочь, сел в машину, захлопнул дверцу, включил двигатель… Надо было действительно поскорее смываться — счастье, что все так неплохо закончилось…

Во дворе почти сутками шли ремонтные работы. Управа или префектура надумала поменять трубы. Как водится, зимой, прямо в трескучие морозы. Это чтобы побыстрее менять снова, а то в управе и в префектуре денег оказалось навалом, прямо девать некуда, и рабочих рук тоже.

Вот где явно нет безработицы, устало думал Игорь, просыпаясь в шесть утра по старой врачебной привычке. За окном гудели машины, компрессоры, там колотили по железу, горели костры — растапливали снег, чтобы подступиться к промерзшей насквозь земле. Очевидно, в управе не подозревали, что в Москве тоже могут вдруг наступить весна и лето.

Беспощадно перерытый двор загородили щитами-решетками, понавесили объявлений-извинений, ночами вокруг огромных черных ям горели предупреждающие об опасности фонари, напоминающие болотные огни — тусклые и призрачные…

Жильцы окрестных домов не могли спать от шума, потихоньку балдели и сходили с ума. Их состояние управу не волновало. К марту даже сдержанный Лазарев дозрел до нервного срыва. Он больше не мог жить по чужим правилам. И играть по ним.

Майя нервно взяла телефонную трубку. Звонил Сазонов.