Ни за какие сокровища - Вера Фальски Страница 51

– А потом этот, – подал он очередной диск.

– «Трудности перевода». Не знаю.

– Действительно? – удивился Александр. – Мне казалось, что это уже классика. Наверное, самый красивый фильм о любви из просмотренных мною. Тем лучше, что ты его не знаешь, все удовольствие впереди. И я рад, что мы посмотрим его вместе. Ты влюбишься в Билла Мюррея, держу пари! – засмеялся он. – И в Токио.

Александр присел на кровать, наполнил бокалы «Беллини» и, нажимая кнопки на пульте, включил фильм.

Когда Билл Мюррей в последней сцене фильма шептал что-то на ухо Скарлетт Йоханссон на токийской улице, Эва незаметно вытерла глаза. Александр с улыбкой взглянул на нее.

– Плачем?

– Нет-нет, у меня просто глаза пекут, – ответила она, отвернувшись в сторону и шмыгая носом.

– Ну да, такое часто бывает. Просто этот фильм выделяет пыль через экран. Очень неудобно для аллергиков.

Эва бросила в него подушку, и он успешно отразил атаку. Потом взяла бокал с коктейлем.

– Как ты думаешь, что он ей сказал?

– Знаешь, сколько было интерпретаций этой сцены? Люди спорят об этом с премьеры. Конечно, большинство верят в счастливый конец.

– А ты что думаешь?

– Я думаю, он сказал… – Александр наклонился к уху Эвы и прошептал: – «Я люблю тебя, будь со мной всегда».

* * *

Когда Эва возвращалась домой, солнце уже медленно склонялось к закату. Лягушки бушевали в озере, в отдалении слышался клекот аистов. Пыль из-под колес изредка проезжающих автомобилей лезла в глаза. Лето в этом году стояло сухое, уже давно не выпадало ни капли дождя. Эве, после многочисленных бокалов «Беллини», хотелось броситься в озеро и выпить его целиком. Чувствовала она себя не очень хорошо. Хотя день, проведенный в объятиях Александра, оказался чудесным и подействовал как бальзам на душу, она явно переборщила с алкоголем. У нее кружилась голова и подступала рвота. Александр хотел ее подвезти, но Эва решительно отказалась:

– Во-первых, ты пьян, а во-вторых, пока хватит встреч с моей семьей. Кроме того, мне полезно пройтись, надо проветрить голову.

Александр не дал так легко от себя отделаться и проводил ее до самых деревенских плетней. Там Эва умоляюще посмотрела на него.

– Наверняка мы кого-нибудь встретим, и будет разговоров на всю деревню. Возвращайся домой, пожалуйста. Я справлюсь.

Дальше она шла одна и с каждой минутой чувствовала себя все хуже. Возможно, потому, что ей вовсе не хотелось возвращаться.

Ее встретил пес, как всегда счастливый ее видеть. А на крыльце сидел отец. И – вот ирония! – похоже, Эва была более пьяна, чем он. Но все же она подошла и въедливо спросила:

– Ну что, ты доволен собой?

– Отстань, Эва, извини! Я вчера хватил лишнего, сам знаю.

У Эвы закружилась голова, и она присела на скамейку напротив отца.

– Ты уверен, что знаешь?

Отец молча курил. Огонек тлел в сгущающейся темноте.

– Послушай, раз уж мы разговариваем… – Эва набрала воздуха. – Ты когда-нибудь задумывался о себе? О том, что с нами сделал? Как испортил всем жизнь? Как нам стыдно из-за тебя? – В ответ тишина. – Не можешь ничего сказать?! А оскорблять меня при госте мог? – Эва чувствовала, как ее охватывает холодный гнев. Казалось, плотину, которая прежде блокировала ее фрустрацию и годами подавляемую неприязнь к отцу, прорвало и сейчас случится настоящий потоп. – Я брезгую тобой и всем, что ты собой представляешь! Ты ничему меня в жизни не научил, кроме того, что на мужчину нельзя положиться. Ты всегда был для меня поводом для стыда. Если бы я могла на это повлиять, если бы от меня это зависело, тебя давно бы уже здесь не было!

Отец поднял голову. В его глазах закипали слезы. Но Эва не знала жалости и извергала из себя слова, как пулемет:

– Скажу еще кое-что. Я уговаривала маму бросить тебя. Выгнать тебя из дому и наконец начать нормальную жизнь. Но она не хотела меня слушать. И что? Теперь ее нет, а ты до сих пор здесь и продолжаешь портить нам жизнь. Мою жизнь! – Голос Эвы зазвенел слезами. – Почему она умерла, а не ты? Ты здесь никому не нужен, понимаешь? Никому!

Отец встал, отшвырнул окурок и спустился по ступенькам в сад.

– Убирайся, Эва. Я не хочу тебя здесь видеть, – только и сказал он.

– С огромным удовольствием! И чем скорее, тем лучше.

Эва тоже встала, но пошатнулась, пришлось ухватиться за перила крыльца.

Дома никого не было. Марыся убежала куда-то по своим делам, а Ханка поехала с Бартеком на реабилитацию в Ольштын. Эва быстро сложила вещи в дорожную сумку, с которой приехала перед похоронами мамы, и вышла, с силой хлопнув дверью. Краем глаза она заметила, что отец сидит в саду под деревом, но лица его не увидела, только очертание фигуры и огонек сигареты. Ей хотелось швырнуть в ту сторону гнилое яблоко.

Честно говоря, Эва не знала толком, что делать дальше. Она не планировала такого поворота дел и, когда шла по вьющейся между холмами дороге, не была уверена, что поступила правильно. Опьянение понемногу проходило, но она все еще чувствовала значительную тяжесть – почти такую же большую, как сумка, висевшая на ее плече.

Что теперь? Куда идти? Эва остановилась. «Нельзя же вдруг появиться на пороге Александра с вещами. Это было бы уже слишком». Хотя он разными способами успешно убедил ее в своих намерениях, Эва не хотела, чтобы совместное проживание начиналось таким образом. И так дистанция между ними достаточно большая, а теперь еще и свалиться ему как снег на голову, словно вынуждая принять решение.

Окрестности уже погружались в сумерки, вокруг не было ни одной живой души. Эве стало не по себе. «Мне негде жить… – осознала она серьезность ситуации. – Сильвия!» Она схватилась за эту мысль, как утопающий за соломинку. Если кто-то может помочь ей развязать этот запутанный узел, то только она.

Дорога к Сильвии, которую обычно Эва преодолевала за полчаса, заняла, казалось, несколько мгновений. Деревня уже готовилась ко сну. В окнах медленно гасли огни, и только кое-где светились голубые экраны телевизоров.

Эва, еще до того, как увидела дом Сильвии, поняла, что этот день, уже переполненный впечатлениями, так просто не закончится. Шум скандала не позволял надеяться на спокойный вечер у подруги. Девушку охватил страх, однако она пошла дальше и через мгновение оказалась в самом центре ада. Сильвия, забаррикадировавшись в доме, выбрасывала через окно вещи Гжесека, а он пытался войти, барабаня в закрытые двери.

– Впусти меня, проклятая баба! – орал он. – Открой дверь! Это мой дом, и тебе не удастся выставить меня!

Изнутри раздался крик Сильвии:

– Ты бабник! Ты скотина! Убирайся отсюда, не хочу тебя больше видеть! Убирайся к своим девкам! Дали тебе, так пусть теперь дадут и крышу над головой! Вон отсюда! – кричала Сильвия, выбрасывая мужские ботинки и рубашки прямо в растущие под окном колючки.