Чаша любви - Татьяна Ковалева Страница 53

— Ты не жалеешь еще, что согласился сойти с поезда?

Он — мужественный человек — по достоинству оценивает мой порыв:

— Я никогда ни о чем не жалею. Нет смысла. И потом посмотри, — Саша поводит вокруг себя рукой, — посмотри, какая красота кругом!..

Я оглядываюсь. Полчаса назад, мучимые жаждой и усталостью, мы не видели, а если и видели, то не воспринимали того, что увидели сейчас: у ног наших расстилалась долина — с извилистой речкой внизу.

Мы стоим на одном краю долины. Противоположный край — в легкой голубоватой дымке. Всюду, куда достает взгляд, виден ровный ковер джунглей. Кое-где торчат белые зубцы скал. Над речкой пролетает самолет — совсем крохотный, типа нашего уважаемого пенсионера «кукурузника». Самолет так далеко, что рокота мотора не слышно. И он значительно ниже нас. Впервые вижу летящий самолет сверху.

Я с минуту ощущаю себя птицей. Но вот опять урчит в животе. И я ассоциирую себя с голодной птицей.

Нам кажется, что на берегу речки раскинулось нечто, похожее на деревню. Какие-то продолговатые строения. И судя по всему, до этой деревни — рукой подать. Но расстояния в горах обманчивы. Я об этом читала где-то. Помянутое «рукой подать» может запросто обернуться в день пути.

Мы идем по дороге вниз. Все так красиво вокруг, что мы впадаем вскоре в состояние некоего возбуждения, может, эйфории. Наш разговор сейчас сплошные восклицания: «Смотри-ка!», «А вон там!..», «Это, кажется, обезьяны!», «Здорово!», «Высший класс!», «Лианы! Можно покачаться!». Экзотика привлекает и подкупает.

Но восторги наши быстро сходят на нет. Дорога все не кончается: она то тянется прямо, то начинает извиваться в зарослях. Джунгли то и дело смыкаются над ней. И тогда я пугаюсь: а вдруг дорога оборвется в зарослях, исчезнет!

— Скоро дойдем, — приобадривает Саша.

Я молчу, стискиваю зубы.

«Пожалуй, до той деревни нам не добраться и к вечеру!»

Теперь я думаю о том, что кровожадный тигр не намного страшней того голода, что терзает меня.

Но я креплюсь. Я креплюсь долго, потому что мне стыдно.

Потом не выдерживаю:

— Саша, я хочу есть.

— Да? — удивляется Саша.

Я готова его самого съесть за это противное удивление.

Он роется в сумке, но ничего, естественно, не находит. И роется-то он для виду, из вежливости. Ибо отлично знает, что ничего съестного в его сумке нет.

А я испытываю разочарование: очередного волшебства не произошло.

Саша раздумывает некоторое время, потом говорит:

— Я читал где-то или слышал, что если в обезьян бросить камень, то они начинают бросаться в ответ всем, что есть у них там наверху. Иногда они бросаются бананами, кокосами.

Интересная мысль. Во мне загорается надежда.

Идя по дороге, мы теперь внимательно оглядываем деревья. Наконец видим двух обезьян. Вглядываемся пристальней: нет ли у них чего-нибудь на деревьях?

Саша кричит обезьянам, машет рукой, привлекая внимание. Но они и так смотрят на него — смотрят как на существо, у которого вдруг крыша поехала.

Саша демонстративно поднимает увесистый камень из травы и бросает его в сторону обезьян. Камень слишком большой, чтоб достать до них. Но этого и не требуется. Достаточно лишь раздразнить обезьян. Камень гулко ударяется в ствол дерева, от удара слегка вздрагивает листва.

Мы ждем, запрокинув головы.

Обезьяны сначала глядят друг на друга, потом опять на нас и не проявляют ни малейшего признака беспокойства. Они смотрят на нас очень выразительно. Не хватает только общеизвестного жеста у виска.

Тут мне становится смешно. Я беру Сашу за руку и увлекаю его на дорогу:

— Идем! Они принимают нас за идиотов. Видишь, как смотрят?

Саша грозит обезьянам кулаком, и мы, несолоно хлебавши, выходим на дорогу.

Проходит полчаса, но мне кажется, что за это время мы не слишком приближаемся к деревне. И та деревня уже представляется мне чем-то призрачным — вроде Летучего Голландца.

Вдруг слышим позади себя мягкий рокот мотора. Думаем сначала, что это самолет — тот, что мы видели недавно. Смотрим невольно в небо. Но нет, нас догоняет, а затем и обгоняет машина, маленький грузовичок. Это даже не собственно грузовик, а легковой автомобиль с открытым кузовом. Очень старое, помятое, обшарпанное авто.

Проскочив вперед метров сто, машина останавливается и дает задний ход.

Из окна высовывается симпатичный индиец лет сорока и приветствует нас по-английски.

Зубы его сверкают на смуглом лице, как жемчуг.

Отвечаем ему сдержанными кивками.

Индиец спрашивает, куда мы идем.

Саша показывает на дорогу вперед.

Тогда водитель распахивает другую дверцу и приглашает меня в кабину. А Саше кивает на кузов. Мы садимся. Я захлопываю дверцу. Но машина такая развалюха, что дверца не захлопывается. И со второго раза… Индиец помогает мне. Хлопает посильнее. У него очень мускулистые руки; они, кажется, гибкие, как лианы.

— Уеэ-р а ю фром? — спрашивает водитель.

— Из России. Петербург, — отвечаю я и думаю, что на этом наш разговор закончится, так как познания мои в английском крохотны, а незнания обширны.

Но ничуть не бывало!

— Россия?! — зубы водителя ослепительно сверкают. — Тогда я могу говорить по-русски!

Эта фраза звучит для меня как гром среди ясного неба. Я изумленно пялюсь на водителя: может, я не признала в нем русского? Акцент почти не ощущается.

Но нет, за рулем сидит явно индиец. Смуглый, черноглазый, белозубый.

— Удивлены? — он смеется и протягивает руку. — Давайте знакомиться. Меня зовут Сахиб.

— Елена. А мой друг — Саша.

Тут Сахиб рассказывает про Бхилаи, про металлургический завод, на котором он когда-то работал вместе с русскими специалистами. Бхилаи — это не очень далеко отсюда. Севернее. Штат Мадхья-Прадеш. Там Сахиб немного научился говорить по-русски. И знания свои старался развивать. Когда он позже жил в Дели, то ходил на курсы русского языка в дом советско-индийской дружбы. Потом два раза ездил в Москву. Один раз — на Олимпиаду, в качестве болельщика.

Я слушаю с интересом.

Сейчас Сахиб вернулся на родину. Уже года два как живет здесь. Родители умерли. Осталась младшая сестренка. Совсем молоденькая — шестнадцать лет. Да, такая разница: ему тридцать пять, а сестренке — шестнадцать. Ее зовут Гита. Она здесь за хозяйку у него. А в Дели у Сахиба есть семья, которую он думает перевезти сюда.

Рассказывая все это, Сахиб нисколько не отвлекается от дороги. Едет он довольно быстро, но отлично вписывается во все многочисленные, иной раз очень крутые повороты. Мне кажется, он мог бы тут ехать и с закрытыми глазами.