Чаша любви - Татьяна Ковалева Страница 54

Я немного рассказываю о нас с Сашей и о нашем желании посмотреть на Индию, какая она есть. Сахиб не видит в нашем желании ничего противоестественного.

Здесь я замечаю, что Саша через заднее овальное окошечко с удивлением присматривается к нам. Его удивляет, как видно, то, что мы с водителем столь оживленно разговариваем. На каком языке? Вот что занимает Сашу.

Наконец спуск кончается, мы быстро едем прямой дорогой мимо каких-то полей. За очередным холмом открывается вид на деревню. Она небольшая — пятнадцать-двадцать домиков (или вернее будет назвать хижин), стоящих в некотором отдалении от реки. Крыши высокие, двускатные, четырехскатные — из соломы, слегка потемневшей от времени, или из бамбука. Стены плетеные, укрепленные столбами, обмазанные глиной. На улочке, залитой солнцем, играют дети. Недалеко от них прямо на дороге лежит белая корова с длинными тонкими рогами — лежит и пережевывает жвачку. Сахиб говорит, что корова в Индии — священное животное. Я улыбаюсь и отвечаю, что это, кажется, общеизвестно.

Он пожимает плечами:

— Но не всем известно, что коровы свободно разгуливают и по индийским городам.

Нет, ему не удастся удивить меня этим.

— Я сама видела, Сахиб, коров в Дели, а также в Бомбее — в парке Виктория. Никто не обращает на них особого внимания. Разве что туристы замечают. Норовят сфотографироваться рядом…

Объехав корову по лужайке, Сахиб останавливает машину в середине деревни в тени огромного раскидистого дерева, похожего на африканский баобаб.

Из хижины к нам выходит молоденькая девушка — настоящая красавица с древней индийской миниатюры. Глаза у нее — с затаенной грустинкой, чуть тревожные. Такие глаза, кажется, принято сравнивать с глазами пугливой лани.

Это Гита. Она мельком взглядывает на нас и потом вопросительно смотрит на Сахиба.

Он говорит ей что-то на местном наречии, потом объясняет нам по-русски (знанием русского языка Сахиб едва не повергает Сашу в шок):

— Я сказал сестре, что вы поживете у нас немного. Если вы, конечно, не возражаете. Она выберет время и покажет вам наши места. Это и есть настоящая Индия. И лучшего гида вам не найти.

Деревенские детишки — полуголые, очень смуглые, почти черные, и невероятно чумазые — окружают нас. С любопытством трогают меня за руку. Я на их фоне белая-белая. Быть может, я для этих детишек нечто вроде снежной бабы. Улыбаюсь этому сравнению.

Через минуту к нам подтягиваются старики. Мы знакомимся с ними. Они спорят о чем-то, показывая на Сашу. С них можно писать библейских пророков: выразительные лица, мудрые глаза. Нам же очень интересно знать, о чем эти старцы говорят.

Сахиб переводит:

— Старики восхищаются. Говорят: в деревню пришел очень сильный человек.

Саша явно польщен. Но старается держаться скромно. Какой-нибудь Джон из Алабамы или Стивен из Дакоты одарил бы стариков за такой комплимент рублем, то бишь баксом, и ходил бы тут — грудь колесом.

Потом старики приступают к обсуждению моей персоны.

Не стесняются, заглядывают в глаза, трогают за локоть, осматривают меня сзади. Их почти детская непосредственность умиляет. Я бы подумала, что они немного дикари, если б не знала наверняка, что они — носители очень древней культуры, до которой европейской культуре шагать еще и развиваться. Руки у стариков очень худые, жилистые; кожа сморщенная, сухая; пальцы тихонечко дрожат. Старцы лопочут чего-то, соглашаются друг с другом, кивают.

Сахиб говорит:

— Вы понравились им, мисс Елена. Они знали, что сегодня здесь появится кто-то вроде вас. Вчера Отец приходил в деревню, держал камень в руке, показывал старикам — белый-белый камень и очень гладкий. Старики говорят: совсем как вы!

— А кто такой Отец? — любопытствую я.

— Вы увидите еще, — уходит от ответа Сахиб. — Он в последнее время часто приходит в деревню.

— А где он живет?

Сахиб разводит руками:

— Дома у него нет. А сам он говорит, что весь мир — его дом. Он самый старый, мисс, из тех, кого я знаю. И он настолько мудр, что многие считают его безумным, — как это ни печально!

Я удивленно качаю головой. Меня впечатляют слова о грани мудрости и безумия, сказанные так запросто.

Тут Гита зовет нас в дом. И мы идем за ней.

Многозначительно смотрю на Сашу: вокруг так много интересного!

Дом наших новых друзей достаточно просторный и прохладный в это жаркое время дня. Полумрак царит в нем, и мы не сразу ориентируемся внутри. Но скоро глаза наши привыкают к полутьме.

Я вижу совсем низенький столик посередине помещения. Вдоль стен — такие же низенькие лежанки; еще там стоят какие-то сундуки, корзины, лежат свернутые ковры. Всюду на полу — циновки, плетеные из соломы и, как мне кажется, из стеблей травы; кое где — тряпичные половички (совсем как в русской провинции — из разноцветных лоскутков). В углу — глиняная печь. Прямо в глинобитных стенах — полки с простой посудой. Часть помещения отгорожена бамбуковой ширмой. Видимо, там — «половина» Гиты.

Действительно, пока мы осматриваемся, Гита скрывается за ширмой. Через минуту она выходит уже нарядная. На ней: ярко-красное с зелеными и желтыми полосками сари, на груди — стеклянные бусы в несколько ниток, на запястьях — белые колечки браслетов, а у висков — тяжелые, массивные серебряные украшения, похожие на бубенцы или погремушки с серебряными же слезками.

Саша, увидев нарядную Гиту, рассыпается в комплиментах. Сахиб переводит его слова. Девочка удовлетворена. Даже более того — она смущена, она вот-вот снова убежит за ширму. Заметив реакцию юной деревенской красавицы, Саша замолкает.

Гита приходит в себя (она, вероятно, долго еще будет переваривать Сашины похвалы ее красоте) и приглашает нас садиться за стол. Первым садится Сахиб, чтобы, наверное, показать нам, как это следует делать. За ним сажусь и я, сложив ноги по-турецки. Саше это сделать труднее: его ноги не привыкли к такому положению, суставы недостаточно гибки. В конце концов, намучившись, Саша садится как-то бочком и опирается на левую руку.

Гита угощает нас лепешками с луком и молоком. Показывает нам, как это блюдо следует есть. В лепешку из пшеничной и кукурузной (пополам) муки она заворачивает несколько стрелок лука, политых растопленным маслом. Ест, запивает молоком.

Пробуем и мы. Это безумно вкусно! Я думаю, такие лепешки можно испечь и в Петербурге и удивить подруг.

За едой разговариваем.

Собственно, говорит в основном Сахиб. Ибо мы так голодны, что нам не до разговоров. Сахиб говорит то по-русски, то на языке своего племени (!). Он упоминает о племени один раз. Кажется, оно называется Банджара. Еще рассказывает, что в скором времени собирается строить настоящий капитальный дом по типу европейского. Разумеется, строить с учетом местных традиций. А как построит дом, так и будет перевозить семью из Дели. Гиту выдаст замуж за какого-нибудь толкового парня с умелыми руками, и вместе с зятем они построят хороший дом и ей. Будут жить рядом…