Счастливое недоразумение - Дженет Маллани Страница 55

— Ему плохо?

— Он выпил слишком много пива. Так что ему нужно выйти.

— А-а…

— Что сейчас делает Энн?

— Она расстроена. Хочет вернуться домой к Бирсфорду. — Шарлотта берет кружку брата и пьет пиво.

— А своего ребенка оставит на нас?

— Почему нет? Мы можем помочь.

— У нас нет никаких обязательств, Шарлотта. — Но это символический протест, мы оба это знаем.

— Я подумала, что, если мистер и миссис Прайс возьмут ее, она будет расти с Джоном и Эмилией. Моя мать могла бы навещать ее, ведь Эмма ее первая внучка. И Энн тоже, когда будет заезжать к нам с визитом.

— И Генри, как я понимаю. Он предложил платить за нее.

— Конечно, но я сомневаюсь, что он это сделает.

— Значит, мы станем обманывать Бирсфорда? Вы это предлагаете?

Женщина из-за стойки подходит к нам с кувшином эля.

— Сэр, дамы желают, чтобы ваша приятельница ушла. Они боятся, что она сегодня вечером сорвет их дело.

— Она моя жена. — Я вручаю женщине соверен, и она наполняет наши кружки.

Шарлотта хмуро смотрит на меня, мне это начинает нравиться.

— Очень остроумно. Да, нам действительно придется обманывать Бирсфорда, если Энн не решится сказать ему правду. Думаете, Прайсы согласятся взять Эмму?

— Из почтения ко мне и если получат деньги, да. Миссис Прайс любит детей.

— Мы можем продать мою лошадь, если…

— Боже милостивый! Нет, Шарлотта. Вы же любите вашу кобылу.

— Да. И вас люблю тоже.

— И я люблю вас и поэтому должен сказать вам, что…

Она смотрит на меня поверх кружки, ее глаза сияют, и не только от алкоголя.

— Я знаю, что вы скажете. Вы скажете, что Энн меня недостойна, что она обманула меня и лгала мне. Я знаю, Шад. Но она мой друг, по крайней мере, была моим другом. Я тоже обманула вас и лгала вам ради нее, и я искренне сожалею, что причинила вам боль.

— Вы сами говорили, что любовь — рискованное дело.

Она кивает, и мы сидим молча, взявшись за руки. Возвращается Генри.

— Вы знаете, Шад, Шарлотте не надо здесь находиться. Шлюхам это не нравится. Они заключают пари, какова ее ставка и нужно ли им менять свои.

— Уверен, они их поднимут. Не волнуйтесь. Жена Цезаря вне подозрений, — с сомнительной логикой отвечаю я.

Генри выглядит смущенным. Я сообщаю о нашем с Шарлоттой варианте и предлагаю ему отвезти миссис Хейден и Эмму на одну ночь домой в сопровождении Джереми.

Вернувшись наверх, мы застаем леди Ренбурн за подготовкой к отъезду. Она понукает молодых людей, собирающих шали, флаконы с уксусом, карты, собственные рисунки и письменные приборы.

Джереми дремлет в кресле, Эмма спит у него на коленях, миссис Хейден рассматривает свой бокал с вином, Энн сидит рядом с ней и пьет чай. Она более собранна, но глаза у нее красные и опухшие. Есть в ней сомнение, которое она больше не прячет за сияющей маской красивой молодой графини. Мы сообщаем ей, что дом для ее ребенка найден, она благодарит нас и предлагает деньги, от которых я отказываюсь, хотя Шарлотта толкает меня в бок.

Я не хочу ехать в фаэтоне по ночным улицам, поэтому мы отправляем Джереми нанять карету, и, к моему облегчению, леди Ренбурн предлагает подвезти Энн домой. Я ужасно хочу остаться с Шарлоттой после тяжелых событий этой ночи.

Наконец, я с ней наедине. Она спит у меня на плече, карета везет нас домой. Шарлотта просыпается и потягивается, когда мы останавливаемся у дома.

— Я чертовски устала. Хотите ужинать?

Я качаю головой:

— Давайте ложиться спать.

Отпустив Робертса и Тилльярд, мы поднимаемся по лестнице. По стандартам света еще не поздно, но я сильно устал и Шарлотта все время зевает.

— Вы думаете, что я слишком много пью? — спрашивает она, зевнув так, что я испугался, что она погасит свечу, которую держит в руке. Сняв серьги, единственное ее украшение сегодня, Шарлотта бросает их на комод.

— По сравнению с вашей матерью — нет. — Я расстегиваю сюртук, распускаю галстук. Потом снимаю сапоги. Они грязные и облиты пивом. Что подумает обо мне Робертс, когда станет их чистить?

— Бедная мама. — Шарлотта макает зубную щетку в порошок. — Сегодня вечером я увидела в ней себя, Шад. Я могла бы кончить так же, но этого не произойдет, поскольку у меня есть вы.

— Нет, потому что вы — это вы. — Я распускаю шнуровку ее платья и смотрю, как оно скользит к ее ногам. Дальше следует корсет, с ним приходится повозиться.

Зевнув, Шарлотта чешет бок и наклоняется ополоснуть лицо. Когда я подталкиваю ее, чтобы тоже почистить зубы, она с ворчанием отходит к кровати. В зеркале я вижу, как она снимает чулки и бросает их на пол.

Скинув одежду, я ныряю под одеяло, пока Шарлотта надевает сорочку и наносит на лицо душистый лосьон. Скосив глаза на раненую руку, она, морщась от запаха, мажет ее мазью.

— Вы спите? — говорит она, ложась.

— Нет. Еще нет. Я люблю вас. — Я поворачиваюсь обнять ее, и она с легким вздохом прижимается головой к моему плечу. Ее короткие волосы щекочут меня. От нее пахнет табачным дымом и пивом, розовой водой, лечебной мазью и прежде всего ею самой — этот аромат успокаивает и возбуждает меня.

— Я тоже люблю вас, — бормочет она.

Она, как никто, знает меня, ей я могу сказать все. Есть только одно исключение: я никогда не передам ей злобных слов Энн, сказанных сегодня вечером. Что касается Шарлотты, подозреваю, она унесет в могилу тайну того, что случилось между ней и Бирсфордом в Воксхолле. Мы слишком ценим друг друга, чтобы вносить ненужное напряжение в тонкие струны, которые привязывают мужа к жене.

Я слушаю ночные звуки Лондона, крики стражников, шум уличного движения, перезвон церковных колоколов. Шарлотта отворачивается от меня и, закутавшись в одеяло, что-то бормочет и начинает издавать сопящие звуки, которые я не смею называть храпом. Я тоже засыпаю.