Мое сокровище - Тереза Ромейн Страница 57

– Потому что мама была уже серьезно больна. К тому же, когда я приезжал домой, ты был рад моей помощи, и поэтому…

– Джилс, сынок, я был рад видеть тебя, вот и все. – В тусклом вечернем свете печальное лицо отца казалось уставшим. – Наверное, мне следовало бы догадаться… когда после учебы ты не стал работать по полученной специальности. Я должен был понять, что имелась какая-то проблема.

– Главной проблемой было то, что мама едва могла передвигаться.

– Да, но все равно… Она бы огорчилась, узнав, что из-за нее я упустил из виду проблемы кого-то из наших детей. Меня это тоже огорчает. – Отец помотал головой. – Она знала о том, что тебя тревожит?

– Нет… Я не хотел ее беспокоить.

– А кого ты не хотел беспокоить, когда отказывался стать архитектором?

Джилс скрипнул зубами.

– Но я по-прежнему… кое-что проектирую.

Отец поморщился и пробормотал:

– Строительное дело и ювелирное – это не одно и то же.

– Но в них есть что-то общее. – Джилсу и самому этот довод не казался убедительным, и он добавил: – Отдельные части объединяются в единое целое, и для этого подбираются соответствующие материалы, понимаешь?

Отец скрестил руки на груди и спросил:

– А тебе нравится ювелирное дело?

– Видишь ли…

– Сынок, скажи напрямик, тебе нравится заниматься изготовлением ювелирных украшений?

– Нет… И ты наверняка это понимаешь. Я никогда не говорил, что меня влечет к этому делу.

– Понятно… А к чему же тебя влечет?

К чему его влечет?.. К зеленым глазам и черным волосам… К той непостижимой и гордой женщине, которая испытывает страх, но никогда в этом не признается. К женщине с прекрасным телом и столь же прекрасной душой.

– «К чему» – не совсем правильное слово, отец.

– То есть тебя влечет к кому-то… – Ричард заметно расслабился и ненадолго задумался. После чего спросил: – Что ж, тогда я спрошу тебя вот о чем… Скажи, кого ты оберегаешь, отказываясь от своих устремлений?

Вопрос был нелегким. Похоже, что в последнее время его окружали люди, постоянно ставившие его в тупик своими вопросами.

Но он наверняка сможет сформулировать ответ. Проблема заключалась не в том, каким недугом он, возможно, страдал, а в том, как реагировал на это. Вместо того чтобы жить полной насыщенной жизнью, он ограничивал себя во всем, стремясь быть полезным и незаменимым для других. Но ведь в действительности никто в нем по-настоящему не нуждался. Он не был таким уж незаменимым. Отец и без него нашел бы все три шкатулки. И открыты они были, в сущности, без его участия. Сестра Рейчел, конечно, скучала по нему, но она была привязана и ко многим другим. А Одрина… Имея средства и положение в обществе, она вполне могла устроить свою жизнь так, как захотела бы. И он ей для этого совсем не нужен. Что ж, вот и хорошо. Ибо существует большая разница между влечением к кому-то и истинной любовью.

Тут отец откашлялся и вновь заговорил:

– Сынок, ты всегда немного смущаешься, когда кто-то отмечает, что ты – хороший человек. Но ведь совсем не стыдно быть хорошим человеком. – Отец улыбнулся. – Ты, конечно же, хотел как лучше, когда отказывался от своих устремлений. Однако никто из тех, кто тебя любит, не стал бы этого требовать.

– Да, конечно, – согласился Джилс. – Ты прав. – И едва лишь он произнес эти слова, как у него возникло ощущение, что с него спали какие-то невидимые цепи.

Но ведь для того чтобы построить свое будущее, потребуются определенные усилия. И какую форму оно, это будущее, примет? Кроме того… К участию в подобном строительстве любому мужчине следует пригласить женщину. И если такая женщина, являясь графской дочерью, не захочет отказаться от своей прежней жизни, то она наверняка скажет «нет». Но что, если эта женщина – не совсем обычная графская дочь? Хм… Тогда, возможно, подобное предложение покажется ей заманчивым.

Джилс очень надеялся, что именно так и будет.

Боже, до чего же много суеты вокруг вполне обычного венчания… Хотя ему, Родерику Фрэнсису Мэттью Элдеру, герцогу Уолполскому, графу Карберийскому, барону Винтерсетскому, к хлопотам, конечно, не привыкать – ведь он уже лет десять вполне успешно управлял обширными родовыми владениями.

Герцог с досадой отложил очередное послание от леди Аллингем. Ну для чего она запрашивает его мнение по таким пустяковым вопросам?.. Какое ему дело до того, сколько рядов кружев будет на платье его невесты – три или четыре? Его главный интерес здесь может быть только в том, чтобы снять с нее это платье. Впрочем, от мыслей на данную тему пока следовало воздержаться.

Итак, сегодня – тридцатое декабря… Следовательно, его будущая теща еще два дня будет изводить его столь несущественными вопросами.

Герцог потер переносицу, чувствуя, что от всей этой суеты у него начинает побаливать голова. Невольно поморщившись, он позволил себе небольшое удовольствие – швырнул скомканную записку от леди Аллингем в огонь. Впрочем, это было вполне разумное действие, поскольку у него на столе и без того скопилось великое множество бумаг.

Да, некоторые из близких его невесты были далеки от совершенства… Утешало лишь то, что сама леди Карисса и в поведении, и в манерах – абсолютно безупречна.

Герцог продолжил работу с бумагами. В эти послеполуденные часы большая часть изысканного общества готовилась к привычным вечерним развлечениям, но он не мог позволить себе бездельничать. В это время у него обычно не бывало визитеров, и потому он несколько удивился, когда в дверь кабинета постучал дворецкий и объявил о приходе посетителя.

– Ваша светлость, явился некий Дэвид Ллуэлин, – сообщил Марч. – Я пытался его выпроводить, но он утверждает, что у него безотлагательное дело, касающееся вашего личного счастья. Именно так он и выразился.

– Моего личного счастья?.. – Герцог Уолпол нахмурился. Он даже не представлял, с чем мог пожаловать к нему этот джентльмен. С членами семейства, из которого тот происходил, он не общался уже несколько месяцев, но они тем не менее могли рассчитывать на прием в его доме. – Что ж, хорошо, Марч. Пусть войдет. На десять минут, не больше.

Однако оказалось, что ему пришлось уделить Ллуэлину гораздо больше времени.

Граф и графиня Аллингем имели обыкновение каждое воскресенье отправляться в церковь на утреннее богослужение, и Одрина надеялась, что родители не нарушат заведенный распорядок по той лишь причине, что одна из их дочерей находилась неизвестно где, а другая на следующий день должна была венчаться.

Таким образом, в последний день уходящего года Одрина тайком проникла в лондонский особняк их семейства – словно какой-нибудь грабитель. Впрочем, так оно отчасти и было, ибо она намеревалась захватить для себя в доме определенную часть пространства, точнее – вернуть то, что ей полагалось.