Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт Страница 58

— Но он поймет, чем мы тут занимаемся.

— Вот и хорошо. — Он прижал ее своим телом. — Будь моя воля, весь Лондон узнал бы, чем мы тут занимаемся.

Он ожидал возражений, однако вместо этого Геро подняла руки и погладила его по голове.

— Гриффин, — тихо и печально произнесла она. — Ох, Гриффин.

Эта печаль проникла ему в душу, но не отвлекла от задуманного. Не сейчас. Внутри у него разрасталась неуправляемая жажда сделать то, что он намеревался, пока еще не поздно. Он рванул тесьму на лифе ее платья.

Геро и не пыталась остановить его, а просто неподвижно лежала и водила руками по его коротким волосам, словно успокаивая. Корсет плохо поддавался его натиску. Что с ним? Уж он-то никогда не испытывал трудностей, чтобы раздеть женщину.

— Позвольте мне. — Она отвела в сторону его трясущиеся руки, развязала шнурки, и Гриффин припал ладонями к ее теплой коже и… успокоился.

— Все снимите, — потребовал он. — Все.

Геро удивилась, но не стала возражать, а медленно освободилась от многочисленных слоев тончайшей материи, а он при этом сходил с ума. Когда же она наконец скинула туфли и потянулась к лентам подвязок, он не выдержал и рявкнул:

— Не надо.

Гриффин смотрел на нее так, как знаток осматривает прекрасное произведение искусства. Ее тело было хрупким, грудь высокой и нежной, бедра стройными, а белая кожа, казалось, отливала лунным светом в сумрачной спальне. Рыжий хохолок волос между бедер выделялся ярким пятном.

Гриффин чувствовал, как сильно напрягся его член, но не похоть владела им, когда он смотрел на нее, обнаженную и беззащитную. Его охватило странное чувство, чувство собственника, а также желание не отпускать ее от себя, оберегать и… почитать. Эту гордую женщину можно обидеть самыми различными способами. Мысль была подобна удару ножа, от которого душа кровоточит.

Неужели она не видит его страданий? Могла бы она тоже защитить его от обид?

Он смотрел на нее, обуреваемый желанием, страстью и ненавистью. У нее на левом плече три крошечные веснушки, и он, нагнувшись, облизал их.

Ее руки вцепились ему в волосы.

— Гриффин…

— Геро, — прошептал он, уткнувшись носом в ложбинку у шеи и с нежностью покусывая тонкую кожу. — Вам это нравится?

— Да…

— Что еще вам нравится?

— Я хочу коснуться вас.

Гриффин поднял голову. Она тихо лежала под ним и смотрела на него серьезными, блестящими как бриллианты глазами. Он привык к тому, что главная роль в обольщении принадлежит ему, а его любовницы редко бывали столь же энергичны. Он привык всегда всем управлять или просто от природного мужского инстинкта господствовать над всем. В любом случае он не был расположен уступить даме пальму первенства в любовных утехах.

— Пожалуйста, — попросила она.

Гриффин неохотно отодвинулся, готовый схватить ее, если она вскочит и попытается убежать. А она приподнялась на кровати и встала на колени, с любопытством глядя на него. Он все еще был в штанах и рубашке.

Геро коснулась пальцем его горла и провела вниз, туда, где на груди была распахнута рубашка.

— Пожалуйста, снимите это.

Гриффин стянул через голову рубашку.

— А теперь это. — И указала на штаны.

Он скинул их, и верхние, и нижние.

Геро продолжала стоять на коленях и, склонив голову, просто смотреть на его тело. Ему хотелось передвинуться. Хотелось схватить ее и подмять под себя. Но он вздохнул и позволил ей молча смотреть на то, что она хотела увидеть.

Она положила обе руки ему на грудь, нажимая пальцами на кожу вокруг сосков. Глаза у нее были полузакрыты.

— Я не знала, что у мужчин столько волос на теле, — тихо произнесла она. — На скульптурах этого нет… только такие аккуратные завитки в паху. Но у вас их больше.

Ее руки гладили ему грудь, пальцы путались в пружинистых волосках. Гриффин беспокойно задвигал ногами. Он никогда особенно не задумывался о своем теле за исключением того, когда оно служило для удовлетворения его насущных жизненных — а также любовных — потребностей.

— Вам это неприятно? — спросил он.

— Нет, — подумав, ответила Геро. — Это просто… мне незнакомо.

Теперь ее пальцы переместились ему на живот, и она водила кончиками вокруг пупка.

— От волос бывает щекотно?

Он удивленно поднял брови.

— Нет. Правда, иногда волосы путаются в одежде, но это случается изредка.

Она кивнула, удовлетворенная таким объяснением. Пальцы гладили его волосы в паху.

— У вас это тоже есть, — прошептал Гриффин, скользнул рукой по ее животу и дотронулся до рыжих завитков.

Геро, словно завороженная, смотрела туда, где его рука касалась ее.

— Странно, правда? Мы носим столько всякой одежды, завязываем ее, застегиваем, а под ней у нас… — она обхватила двумя пальцами его член, — …этот секрет.

Она подняла к нему лицо — ее глаза смотрели серьезно.

— Все любовники так думают? Что у них есть секрет, известный только им двоим? А как у вас было с другими женщинами? Так же?

То, что она поставила себя в один ряд с другими безличными женщинами, с которыми он спал, поразило его до глубины души. Они были мимолетными призраками в его жизни.

Геро для него нечто неизмеримо большее.

Гриффин обхватил руками ее тонкую талию, приподнял и усадил поверх своих бедер.

— Какие другие женщины? Я не могу вспомнить ни одной, кроме вас.

Он потянул ее к себе, чтобы поцеловать, но она остановила его, положив ему руку на грудь.

— Ваши слова красиво звучат, милорд, но ведь в прошлом у вас были другие женщины, и будут еще.

— Нет. — Его решительное «нет» прозвучало твердо и мгновенно. Геро говорит о будущем, где они будут разъединены, и, наверное, подразумевает, что и у нее появится другой мужчина. Он не желает думать ни о других женщинах для себя, ни о других возлюбленных у нее. Он этого не приемлет.

Он улегся на нее, придавив своей тяжестью, но ему было все равно.

Она должна понять.

— Нет никого другого ни для вас, ни для меня, — сказал он, прижавшись носом к ее лицу. — Никого не существует вне этой комнаты. Только вы и я, и это.

С этими словами он вонзился в нее. Она не была готова к такому неожиданному натиску, но он уже не мог сдержать себя.

— Гриффин… — Она выгнулась под ним и развела ноги.

— Вы и я, — задыхаясь, произнес он, — мы особые. И между нами происходит не то, что делают остальные. Мы вместе, и мы ни с кем не сравнимы.

— Этого не может быть, — упрямо ответила она.