Изнанка чувств - Даша Коэн Страница 6

— Оу…

Майя еще что-то болтала, а я почти полностью погрузилась в свои мысли, обдумывая то, что она мне сказала. А потом не удержалась и все-таки подняла взгляд на центральный стол, за которым все время собирались Хан и компания. Парень был явно чем-то недоволен, так как сидел, сложив руки в замок на столе, хмурился и смотрел в никуда прямо перед собой, пока рядом ему что-то выговаривала Барби.

Наверное, справедливо негодовала по поводу его вчерашнего недопустимого поведения. Оно и понятно. У него девушка есть, а он какого-то рожна за мной побежал. Хотя… вариант спора или элементарного спортивного интереса многое бы объяснял.

Но…

Я самая обычная девочка, можно сказать даже, что неприметная. И роскошной груди, как у Батуриной у меня отродясь не было. И длинных ног тоже. Краситься я не умела по причине того, что у нас на еду иногда денег в доме не было, что уж говорить про косметику. И Кристина — роскошная кукла Барби, с которой каждый мальчик хочет играть до умопомрачения. А я так — пупсик копеечный.

Обидно? Нет, отнюдь. Человек не выбирает себе внешность и родителей. Не родись красивой, а родись счастливой, слышали? И не беда, что у меня на оба фронта не задалось. Я верила, что однажды все изменится, пусть даже я до пенсии останусь серой мышкой. Главное — душа!

Молча доела свой обед, кивнула на прощание Майе и пошла на выход из столовой, усердно пряча свои глаза. А потом дальше, переваривая знания, что в галактических масштабах в нас впихивали в этой школе.

И вроде бы зря волновалась. Красавчик Кен больше не совался ко мне и даже вообще, кажется, забыл о моем существовании. Я расслабилась и расправила, сведенные судорогой, от постоянного напряжения плечи. Накинула на себя старенькую ветровку, переобулась и отправилась к метро, раздумывая о том, что пора бы уже определиться с выбором института для поступления. Информатика мне нравилась, но хочу ли я связать себя на всю жизнь с этой сферой?

И так я задумалась глубоко, что совершенно не заметила, как рядом со мной притормозил, а потом медленно поехал черный, дорогой автомобиль. Чуть дал вперед и остановился, а потом из салона на тротуар вышел парень в форме нашей школы.

И в руках его был огромный букет белоснежных роз, которые он протягивал мне.

Это был Марк Хан.

— Привет, Тань, — сделал он шаг в сторону, так как я хотела его быстренько обойти по широкой дуге и нырнуть в метро.

— Привет, — все-таки остановилась и стиснула лямку своего потрепанного рюкзака.

— Это тебе, — на вытянутой руке протянул мне букет.

— Спасибо, но не нужно, — отрицательно качнула головой.

— Нужно. Возьми, пожалуйста.

— Не буду, — и убрала руки за спину.

— Тань…

Упрямо хмурюсь и поджимаю недовольно губы.

Ну чего вот он ко мне пристал?

— Нравишься ты мне, Тань, — вдруг рубит парень и я совершенно теряюсь от этого незамысловатого признания.

— М-м…

— Давай встречаться? — подходит чуть ближе, пока я от шока будто бы вросла в асфальт.

— Встречаться? — повторяю за ним заторможено.

— Да. Хочу, чтобы ты стала моей девушкой.

— А предыдущую девушку куда денешь?

— Я с ней порвал.

И вот тут настоящий концентрированный ужас прокатился по моему позвоночнику. Если все так, как он говорит, то мне осталось жить недолго. И я была так чертовски права.

Просто новая Ванга. Очень приятно, блин!

Откуда-то из воздуха рядом с нами материализуется Кристина Батурина, которая пытается испепелить меня, парня и цветы своим яростным взглядом.

— Ты рехнулся, Хан? — цедит она сквозь стиснутые зубы.

— Кристин, ты тут лишняя. Уйди, пожалуйста.

— Ах, лишняя? Ты ничего не перепутал, милый?

— Я, пожалуй, пойду, — бормочу и пытаюсь протиснуться между ними, но меня тут же хватает за руку Марк, приказывая безапелляционно.

— В машину сядь, я отвезу тебя до дома. И вот, на, держи цветы. Я сейчас договорю и поедем.

— Ну давай, Моль, рискни здоровьем! — хмыкает Батурина.

— Крис! — рявкает Хан.

А я только вырываюсь из его жесткой хватки и бегу к метро, не желая принимать в этой войне никакого участия. Мне она не нужна.

И то был первый букет, который я не приняла из рук Марка.

Счет открылся…

То, что дома творится пьяный беспредел, я поняла еще с того момента, как только вошла в подъезд. Громко играла любимая мамина песня про синие, как небо, глаза, а на лестничной площадке второго этажа толпился народ и отчетливо пахло дешевым табаком. Идти туда было страшно до икоты, но и другого выбора у меня не было.

— Татка? — выглянула из-за двери та самая Раиса Сергеевна, что вечно вызывала ментов в нашу неблагополучную квартиру.

— Давно гуляют? — поднялась я в половину пролета и с опаской кивнула на свой этаж.

— С утра. Валерка ваш…

— Он не мой, теть Рай, — поджала я губы.

— Эх, милая… в общем, пришел он тут в часов десять и под окнами начал хвастать местным мужикам, что поднялся и теперь у него всегда будет в карманах густо. Работу нашел у серьезных людей. Веришь в такие чудеса?

— М-м… нет.

— Но ты не ходи туда, Татка. Томка уже в дугу. Не заметит, что тебя нет. Останься у меня, комната Нины свободна.

— Если вы не против, — с огромным облегчением выдохнула я и прошмыгнула в ее квартиру, где так сладко пахло домом, что на глаза тут же навернулись слезы.

Ее дочка была почти на десять лет меня старше и давно вышла замуж, но когда супруг ее уезжал в рейс, то та часто наведывалась к своей матери в гости. Это была очень милая и красивая девушка, стройная как тростиночка и с толстой косой ниже пояса. И я так завидовала ей. Тому, что у нее есть такая чудесная мама, которая ласково ее обнимала при встрече.

Меня моя не обнимала. Никогда.

— Голодная? — ласково провела мне рукой по спине теть Рая и я, нечаянно вздрогнув, боязливо вскинула в защитном жесте руку.

— Нет, — выдохнула испуганно.

— Опять мать тебя бьет? Или уже оба?

— Никто не бьет. Я просто задумалась и вздрогнула от неожиданности.

— Врать сначала научись. Ну?

— Мне нельзя в детский дом, теть Рай, — почти взмолилась я, — мне доучиться надо. Пожалуйста, прошу вас!

— Да все, все, успокойся! Я ж просто волнуюсь за тебя, глупая.

— Если так, то просто молчите. Лучше вы мне не сделаете, если меня заберут из семьи. Пусть лупит, я потерплю два года как-нибудь. В конце концов не сахарная, не растаю.