Сердце огненного острова - Николь Фосселер Страница 6

– Не знаю, – пролепетала она, – смею ли я принять такое великодушное приглашение…

Господин тер Стехе улыбнулся в подернутую сединой бороду и поставил на стол пивную кружку.

– Разумеется! У нас на Яве гостеприимство – главная добродетель.

– Мы будем очень рады принять вас в нашем доме, – подтвердила госпожа тер Стехе и легонько стукнула Лейсье по пальцам – девчушка складывала на своей тарелке узоры из апельсиновой кожуры и персиковых косточек. Та надула губы, откинулась на спинку стула и от скуки стала болтать ногами, после чего получила строгое указание сесть прямо.

– Мы тоже будем рады видеть вас у себя, – сообщила госпожа Росендаал, сидевшая за соседним столом; ее младшая сестра недовольно фыркнула.

– Мы, голландцы, должны на чужбине держаться вместе, – добавил майор и игриво подмигнул Флортье.

Она недоверчиво посмотрела на своих попутчиков и с удовлетворением заметила, что недовольство на лице госпожи Юнгхун стало еще явственнее, а губы сжались в узкую полоску. Тогда она прижала руки к груди, показывая, как ее тронула их любезность, и широко улыбнулась.

– Благодарю вас, вы так любезны! Я с радостью принимаю ваше приглашение!

– Я восхищена вашей смелостью, – сказала госпожа тер Стехе и посадила на колени маленькую Катье, которая терла кулачками усталые глаза. – Решиться на далекое путешествие в чужую страну, практически в неизвестность – да еще в таком юном возрасте! Лично я никогда бы не смогла.

– Времена меняются, – заявил господин тер Стехе и задумчиво уставился на стоявшую перед ним кружку. – Сейчас назрела острая необходимость в том, чтобы в страну поступала свежая кровь. Голландская кровь. Прошли те времена, когда общество мирилось с тем, что чиновник или плантатор жили с малайскими…

– Тс-сс, Херманн! – оборвала супруга, явно смущенная его словами, и виновато оглядела присутствующих. Окончание своей фразы господин тер Стехе залил большим глотком пива.

Несколько мгновений в столовой стояла неловкая тишина. В углу громко тикали часы, громче, чем постоянный гул парового двигателя, и намного тревожнее, словно они спешно подыскивали новую, безобидную тему разговора. Только четыре рекрута, сидевшие за отдельным столом, ерзали на стульях и обменивались понимающими взглядами, а Лейсье и Йоост показывали друг другу язык.

– Вам уже известно, где вы поселитесь? – обратилась, наконец, к госпоже Вербругге госпожа тер Стехе, демонстрируя заботу о новичках.

– Да, мой супруг уже снял дом для нас. Скажи, Геррит, в каком месте?

– Возле канала Моленвлиет.

– В северном или южном конце?

– Главное, чтобы как можно дальше от Нижнего города! Там грязно, шумно и…

– Если вам нужна прислуга, я с радостью вам…

Якобина почти не слушала разговоры. Очищая мандариновые дольки от пленки, она думала, как мало знает о месте, где ей предстоит жить. Все, что она читала, слышала и видела на картинках, давало ей весьма приблизительное представление о Яве. Ну, тропический остров с густыми джунглями, рисовыми полями и чайными плантациями на склонах высоких гор. Ну, зеленый остров, один из многих островов, даже один из бесчисленного множества островов, легкомысленно рассыпанных рукой творца в океане, словно осколки изумрудов. Сокровищница, до краев наполненная чаем и кофе, хинином и пряностями. Сад Эдем на краю мироздания, укрощенный владыками морей и еще более расцветший при их управлении.

Еще туманнее было ее представление о том, как она будет там жить. Ей стало боязно. С каждым днем, приближавшим ее к цели, боязнь росла. Но выбора у нее не было; ей нельзя отступать, если она хочет чего-то добиться. Ведь это новая страница в ее жизни; прежняя была не такой и плохой, но и не слишком хорошей – довольно серой и унылой, а главное, бессмысленной.

Она почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла глаза. Пока взрослые обменивались рекомендациями, советами и задавали друг другу вопросы, маленький Йоост прижал к ушам ладошки с растопыренными пальцами. Он покачивал головой, закатывал глаза и показывал Якобине язык. Уголки ее губ поползли кверху, она слегка откинулась назад, выйдя из поля зрения своих соседей по столу. В ответ на дерзкую выходку мальчугана она свела глаза к носу. Йоост остолбенел, открыл от удивления рот; вытаращенными глазами он смотрел на Якобину, не зная, то ли зареветь и убежать, то ли засмеяться. Он выбрал второе и сначала нерешительно хихикнул, а потом захохотал и, согнувшись на своем стуле, хватал ртом воздух.

– …мы, в любом случае, должны это сделать – господи, что опять такое? – Грозно нахмурив брови, госпожа Вербругге посмотрела на сына и вздохнула. – Простите, мне нужно уложить детей. Обычно в это время они уже спят. – Она встала, взяла на руки задремавшую на стуле Тресье, схватила за руку Йооста. Мальчуган неохотно поплелся за матерью, улыбнувшись напоследок Якобине. А она, опустив глаза, снова направила свое внимание на очистку мандарина; на душе у нее было непривычно тепло.

Флортье глядела в ночную темноту каюты. Ни плавное покачивание парохода, ни монотонный стук поршней в двигателе не могли навеять на нее дремоту. Ее соседка шумно дышала во сне, иногда из ее горла вырывался громкий храп. А у Флортье бурно билось сердце, а лицо озарялось счастливой улыбкой. Ведь она уже в дороге получила первые приглашения от респектабельных семей; даже в самых смелых мечтах о новой жизни она не смела надеяться на это. Благодаря знакомству с семьями тер Стехе и Росендаал у нее появился шанс наладить новые связи сразу после прибытия в Батавию. Возможно, и через Якобину и «обеспеченную семью офицера», в которую та направлялась…

Когда Флортье подумала о Якобине, ее улыбка стала еще шире. Причина ее внезапного бегства с палубы сегодня днем была очевидна – Флортье увидела голод в ее глазах. Тот неутолимый, отчаянный голод по дружбе, который был хорошо знаком и ей самой. И пробуждающаяся при этом ревность, когда предпочитают кого-то другого, хотя ее трудно отличить от обычной обиды. Когда она протянула Якобине цветы, на ее лице было написано отчуждение, но в глубине глаз все равно мелькнул огонек и подарил Флортье почти детскую радость.

У нее под ложечкой трепетали бабочки эйфории. Ей хотелось дать волю своей радости, танцевать и орать во все горло песни. Она мучилась оттого, что должна лежать тихо и благопристойно. Но у фройляйн Ламбрехтс, младшей сестры госпожи Росендаал, был чуткий сон. Ворчунья не скрывала, что присутствие Флортье в каюте ей ужасно мешало. Сама же Флортье была слишком хитра, чтобы платить за непрестанные колкости той же монетой. Она не собиралась портить отношения с Росендаалами, ведь на карту было поставлено слишком много. Пожав плечами, она пропускала мимо ушей резкие замечания, вроде того, что она проводит неприлично много времени перед зеркалом и возле умывальника, что слишком большое внимание уделяет своей внешности. Втайне она наслаждалась сверлящими взглядами, которые фройляйн Ламбрехтс бросала на ее нежное нижнее белье с кружевами и рюшами и на легкие и яркие платья. А поскольку фройляйн Ламбрехтс не могла спать при свете лампы и всегда была готова обвинить фройляйн Дреессен в бесцеремонности и эгоизме, перед сном Флортье долго гуляла по палубе, а потом залезала под простыню, гасила свет и, лежа с открытыми глазами, думала о том, что больше никогда не станет ради экономии делить с кем-либо пароходную каюту.