Радуга в твоих ладонях - Алина Феоктистова Страница 6

Она могла так мало, но в результате из трех разных миров, существующих автономно в одной квартире, два стали сближаться, а потом проникать друг в друга. Однажды Оля взяла Риту посмотреть репетицию в драмкружке, опасаясь, что ей будет скучно: репетиция — не спектакль, ребенку шести лет может надоесть быстро, но вышло даже лучше, чем думалось Оле. Не Рите понравилось, понравилась Рита. Репетировали «Маленькую бабу-ягу». Восьмилетняя девочка — самая младшая из всех и поэтому подходившая на главную роль — никак не могла понять, чего от нее хотел режиссер. Репетиция застопорилась. Вдруг на сцену из зала по ступенькам вскарабкалась Рита. Оля перепугалась, что режиссер, и так раздосадованный неудачной репетицией, рассердится появлению на сцене чужого ребенка. Но Рита, недовольно сказав девочке:

— Ну что тут непонятного? Вот как надо, — так удачно сделала то движение, которое требовалось, так выразительно произнесла слова, что режиссер заулыбался, подошел к ней, присел на корточки и спросил:

— А это что за чудо в решете?

— Я не чудо в решете, я Рита, — ответила ему, ничуть не смутившись, Рита и, спросив: — Ну что, ясно? — стала так же деловито спускаться обратно в зал.

— Подожди, подожди, откуда ты взялась?! — крикнул ей режиссер.

— Откуда, откуда? От верблюда. Такой взрослый и не знаете, откуда дети берутся? — хмыкнула шестилетняя всезнайка, насмешливо посмотрев на режиссера драмкружка, которого студийцы боготворили и боялись одновременно.

Оля схватилась руками за голову, покраснев до корней волос.

— Это Ольки Преображенской сестра, — предательски сообщила Вика.

— Извините, Геннадий Васильевич, мне ее не с кем было оставить, — начала извиняться Оля, ожидая взбучки.

— А ты сможешь ее приводить к нам на занятия? — спросил вдруг режиссер.

— Смогу, — подумав, кивнула Оля.

Так Рита ушла с пятидневки, стала вместе с Олей ходить в драмкружок, сразу же получила главную роль «Маленькой бабы-яги». Оле казалось даже, что Рита способнее ее, ей не приходилось преодолевать той неуверенности, что была у Оли, ей не нужна была поддержка, похвала, которая раскрепощала Олю, помогая ей отлично справляться с ролью. Но Рита, к Олиному удивлению, не загорелась занятиями так, как она сама.

— Здесь интереснее, чем в садике, — объясняла Рита свое желание посещать драмкружок. — Там мне уже надоело.

Все теснее сближаясь с сестренкой, Оля замечала, что при внешнем сходстве Рита была совсем другая. Так, например, выяснилось, что читать она научилась сама. По вывескам на магазинах. Оказалось, что в те дни, когда Оля вела ее домой из садика, в число детских вопросов, на которые Оля тогда отвечала механически, входило: «А что там написано? А какая это буква?»

— Там написано «гастроном», там «булочная», это буква «а», — говорила Оля, а Рита запоминала.

Олю учили читать родители, покупали ей кубики с буквами, магнитную азбуку, детские буквари с картинками, книжки. Рита все это, потрепанное и порванное Олей, нашла сама.

Семья жила в бедности. Хотя верные друзья отца и снабжали их деньгами, мама, не привыкшая к экономии, моментально и непонятно на что все тратила. Денег вечно не хватало. Девочкам — и старшей, и младшей — тоже доставались от них рублевые, пятирублевые бумажки либо мелочь на карманные расходы. Оля тратила деньги так же, как мама, сразу: на конфеты, пирожные для себя и Риты, на кино. А Риту, когда ей исполнилось семь, Оля спросила:

— Какой подарок ты хотела бы получить?

— Копилку, в киоске около клуба продается. Недорогая, деревянная.

Оля, которая хотела подарить ей новую куклу, поразилась, но выполнила просьбу. С тех пор Рита, которая складывала деньги в коробочку из-под конфет, стала класть их в прорезь копилки-свиньи и практично водрузила ее в гостиной на самом видном месте. Так что все взрослые, кто заходил к ним, волей-неволей обращали на нее внимание и, смеясь, пихали в нее мелочь. Оля потешалась над сестренкой, но потом, когда Рита через месяц после появления свиньи попросила Олю открыть ее — отклеив голову над паром чайника, как велела продавщица, — и, вытащив деньги, взяла в магазин Олю, потому что считала плохо, и купила ту самую куклу, что хотела подарить ей Оля, детскую сумочку, кошелек, фломастеры, набор ручек, — потешаться перестала, стала все сильнее удивляться сестре, в которой проявлялись все новые и новые качества характера. Так на очередное мамино: «Ах, что делать?» — когда не было денег, а у нее отвалился на туфлях каблук, восьмилетняя Рита спокойно достала, покопавшись в ящике с инструментами, оставшимися от отца, молоток и гвоздики и приколотила его на место. На восхищение и удивление матери и старшей сестры отреагировала спокойно и, пожав плечами, сказала:

— Ну мы же вместе были в обувной мастерской, и там дядя так делал.

Действительно, они там были полгода назад, и мастер при них так делал, но ни Оле, ни маме не пришло в голову сделать это самим. Позже оказалось, что она может ввернуть новую лампочку вместо перегоревшей, прикрутить отпавшую дверную ручку, начавшую шататься ножку стола… В этом не было никакого чуда, только наблюдательность и способность надеяться лишь на себя. При этом Рита действительно отлично училась в школе, особой любви к школе не проявляя.

— Все говорят, отличные оценки потом в жизни пригодятся, — по-детски объясняла она.

Когда Оля заканчивала школу, перед ней вплотную встал вопрос, мучивший ее постоянно, но на который она сама так и не могла найти ответа, хотя, как мама, вслух его не задавала: что делать дальше? В выборе профессии она не сомневалась — хотела быть только актрисой. Она привыкла к мысли, внушенной ей отцом, о поездке в Москву, во ВГИК, но считала, что не вправе этого сделать. Это означало бросить сестренку. В Днепропетровске было театральное училище, разумнее всего было бы поступить туда, а вечерами подрабатывать, чтобы помогать семье. А самым правильным было бы просто пойти работать, закончив образование на десяти классах. Например, на завод, где раньше работал отец. Тогда и Рита, и мама могли бы не так нуждаться. Оля разговаривала с Викой, своей подругой. Перед Викой проблема выбора не стояла, она твердо собиралась поступить во ВГИК. Девочки разговаривали, сидя на лоджии Викиной квартиры, отложив учебник литературы, по которому они готовились к школьным выпускным экзаменам. Рита, у которой школьные занятия уже закончились, сидела тут же и что-то читала.

— Какие перспективы у нас здесь? — говорила Вика. — Местный театр после окончания училища. А после ВГИКа — кино. Меня узнает вся страна. Это слава, роскошь, совсем другая жизнь.

— А я вот не знаю, я, наверное, все-таки попробую здесь, — с грустью в голосе неуверенно сказала Оля.

— Почему? А ты почему не хочешь в кино?! — вдруг сердито вскинулась от книжки Рита.

— Ну, я, может, и вообще никуда поступать не буду, нужно же кому-то и деньги зарабатывать, — сказала Оля.

— Глупая ты, — начала ругать ее сестренка, — мы еще немного потерпим, зато в кино ты уйму денег заработаешь. Ты смотрела недавно «Собаку на сене»? Видела, какое красивое у Дианы платье? Да, она в нем роль сыграла, и оно больше никому не нужно. Это в театре один спектакль играют по сто раз и костюмы хранят, а в кино их актерам насовсем отдают. Она одно это платье продаст на рынке и уже тысячу рублей заработает.