Любимый плут - Дина Джеймс Страница 61

– Журналист из газетных новостей? – спросила Герцогиня.

– Точно. Его зовут Вильям Стид. Он работает в «Пэл мэл гэзетт». В скандальной хронике, разумеется.

– В скандальной хронике… – слабо пробормотала Мария.

– Это правильно. Не совсем «Таймс», но, тем не менее, эта газета читаема. – Эйвори улыбнулась, словно ребенок на вечеринке в свой день рождения. – Вильям – очень хорошая поддержка в таких случаях, как наш. Он искренне хочет помочь женщинам. Я послала ему сообщение.

– О Господи, – прошептал Джоко, вжимаясь в стул.

Герцогиня успокаивающе положила ладонь на его руку.

– Какое сообщение? – спросила она.

– О, я написала, что если он хочет получить великолепную историю, то должен сегодня вечером прийти в «Лордс Дрим». Замаскировавшись, конечно. Там он сможет увидеть и услышать все, что случится.

Несмотря на мрачное молчание, установившееся за столиком после ее сообщения, Эйвори ободряюще улыбнулась.

– Включая имена девушек, – вздохнула Мария. Каждый день, проведенный в попытках найти сестру, приносил ей все новые проблемы. Если газетчик упомянет имя Мелиссы в своей статье, ее репутация, несомненно, будет погублена навеки. Все шансы подбодрить ее и притвориться, будто ничего не случилось, будут потеряны.

– Сомневаюсь, что он использует имена девушек. Я уже говорила вам – ведь их эксплуатируют. Он вообще не будет использовать много имен – только имена преступников и тому подобных.

– Господи, пронеси, – прошептал Джоко.

– Не беспокойтесь, – попыталась убедить их Герцогиня. – Когда этот Стид вернется со своей историей в газету, издатель снимет ее из номера.

Мария с надеждой взглянула на нее.

– О нет, – заверила ее Эйвори. – Его редактор тоже борется с этим.

– Дартмур, – угрюмо предсказал Джоко.

Дверь открылась, бросив прямоугольник света на съежившуюся Мелиссу. Та подняла руки к лицу, чтобы защитить глаза от внезапного вторжения. Сквозь пальцы Мелисса различала чьи-то силуэты. По голосу она узнала Гермиону.

– Возьми ее отсюда, вымой и одень. Если она будет сопротивляться, позови Берта и Чарли.

– Она не доставит мне забот.

Мелисса более двух суток была без пищи и воды. Когда она попыталась заговорить, ее голос захрипел:

– Вам лучше отпустить меня. Теперь люди знают, где я.

– Они всегда знали, где ты, дурочка, – неприятно засмеялась леди Гермиона.

– Отпустите меня, – настаивала Мелисса, ее голос окреп. – Я не хочу быть тем, чем вы хотите меня сделать. Я буду сопротивляться. Обещаю, я буду сопротивляться. Вы еще пожалеете, если не отпустите меня.

– Значит, ты будешь сопротивляться? Хорошо. Я уверена, что Терри это понравится. Я бы советовала тебе поберечь силы. Все это я уже много раз слышала прежде, – леди Гермиона отошла в сторону, чтобы пропустить в дверь Несси. – Когда он потребует ее, одень ее по-турецки. Ты привыкнешь, девочка.

Мария закрыла глаза, прислонившись к широкой груди Джоко. Ее руки обняли его, притягивая к себе, но так, чтобы не причинить боли еще не зажившим ребрам.

– Рия, – шепнули его губы ей в волосы. Она чувствовала над головой его теплое дыхание.

Не открывая глаз, Мария вдохнула его запах. Запах чистой, новой ткани – шерсти и хлопка, запах мыла и лосьона для волос и, главное, запах самого Джоко.

– Не нужно тебе идти туда, – пробормотала она.

– Почему? – насторожился он.

– Тебя побьют. Тебя еще раз побьют.

– А как же твоя сестра?

Мария сделала короткое отрицательное движение головой, словно собираясь отказаться.

– Как же она? – нажал Джоко.

– Не знаю. Да, я люблю ее. Я люблю ее всем сердцем. Я хочу найти ее, но не хочу, чтобы тебя побили.

– Почему так?

– Потому что… – она повернула голову и прижалась щекой к его груди, чтобы он не видел ее лица.

– Почему? – настаивал он.

Мария почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма. Ее грудь высоко вздымалась при каждом вздохе. Он был таким живым, таким теплым, и заставлял ее тоже ощущать себя живой. Ее тело было создано для его тела. Она чувствовала, как ее груди и чрево наливаются ноющей болью.

– Потому что… ты очень дорог мне, – Марии хотелось бы сказать больше, дать ему тот ответ, которого он желал, но она вспомнила предупреждение Герцогини. Кроме того, нельзя было допускать, чтобы Джоко был причинен вред. Она подняла голову: – Ты свободен от всяких обязательств по отношению ко мне. Я скажу Ревиллу, что не позволю тебе подставляться под опасность. Он не вменит тебе это в вину. Не ходи туда.

Джоко взглянул на нее глазами, синими, как небеса в промытый дождем день. Как он мог выглядеть одновременно и таким юным и таким взрослым? Он крепче сжал объятия, потянулся к ее рту для поцелуя, его губы прижались к ее губам, впивая их сладость.

Голова Марии кружилась, когда она прервала поцелуй и отстранилась от Джоко. Тот поправил шелковый цилиндр в надлежащее положение:

– Я всегда буду помнить, что ты сейчас сказала.

Джордж Монтегю никогда еще не чувствовал себя так неловко, как в этот вечер, выходя из отцовского экипажа, остановившегося перед «Лордс Дрим». По дороге он спрашивал себя – в своем ли он уме, раз возвращается в дом терпимости? Это дурное место. Его няня, его мачеха, его наставник, его учителя в школе – все предупреждали его об опасности таких мест, об их непристойности и аморальности, о различных болезнях.

Возможно, его отец был прав. Возможно, гувернантка его сестер сама вела себя недостойно. Хорошие девушки не могли даже знать о таких местах, тем более оказаться внутри них. Ведь не могли же?

Лакей, в котором он мгновенно признал Чарли, стоял на страже у двери. Глаза мужчины блеснули при виде Джорджа. Он напряг мощные плечи под темно-зеленой ливреей, его тонкие губы оскалились, обнажая обломки передних зубов.

Джордж сглотнул. Он чуть не залез обратно в экипаж. Затем он вспомнил умоляющие глаза девушки – полные слез и отчаяния, потрясающего оттенка синевы.

Взяв отцовскую трость с золотым набалдашником, которой можно было поигрывать для храбрости, он взошел на ступени. Его взгляд столкнулся со взглядом лакея. К безграничному облегчению Джорджа, эта скотина опустила глаза и поклонилась ему. В приливе уверенности Джордж вошел внутрь.

Во вторник вечером в «Лордс Дрим» было тихо. Суета и волнение выходных дней улеглись. В последние несколько лет леди Гермиона взяла привычку оставлять на какое-то время свое заведение и отдыхать в уединенном доме в Байуотере. Там она держала свои счетные книги, сосредоточив всю энергию на фондовой бирже и представляясь соседям вдовой из зажиточного среднего сословия.