Капелька скандала - Амелия Грей Страница 65

– Чего вы от меня хотите, сэр? – спросила она, старательно завязывая пояс панталон.

– Проклятие, Миллисент, вы говорите так, будто вы пришли сюда, чтобы использовать меня в своих интересах, а я даже не имею права ничего сказать о том, что произошло.

– Да, именно так.

Чандлер посмотрел на нее недоверчиво и сердито.

– Нет, это не так.

– За все, что произошло, отвечаю только я, сэр. Это ведь я уговорила вас любить меня, помните?

Чандлер взял свой ботинок и встал.

– Не берите всю ответственность на себя. И не пытайтесь представить дело так, будто вам пришлось выворачивать мне руки, чтобы я согласился. Я хотел спать с вами с тех пор, как вас увидел. Даже еще не зная вашего имени, я вас хотел.

– Не помню, чтобы вы говорили мне что-то подобное.

– Джентльмен не станет напрямик сообщать даме, что он хочет с ней переспать.

Она подняла на плечи пышные рукава и расправила лиф платья поверх корсета.

– Джентльмен, вы говорите? С самой первой минуты вы вели себя как повеса.

– Да, но не во всем. Я постоянно твердил вам о своем умении в некоторые моменты быть джентльменом, и то, что я не говорил, как мне хочется затащить вас к себе в постель, и было проявлением моего джентльменства. Больше того, вышло так, что я хочу жениться на вас.

Миллисент перестала возиться со своими рукавами и посмотрела на него. Ее худшие опасения подтверждались. Он чувствовал себя виноватым в том, что произошло.

Ее сердце забилось медленно и тяжело. Что ж, в конце концов, Чандлер оказался джентльменом. Если бы только он сказал эти слова до сегодняшней ночи! Тогда все было бы совсем иначе.

Миллисент невыносимо было думать, что Чандлер уверен, будто она все подстроила с целью заставить его жениться на ней. От этой мысли ее бросало в дрожь.

– Вы сами не знаете, о чем говорите, – через силу прошептала она охрипшим голосом.

– Нет, знаю.

– Скажите мне честно, если бы мы с вами не переспали, вы бы сделали мне сейчас предложение?

Чандлер колебался на мгновение дольше, чем следовало бы, и это сказало Миллисент все, что ей хотелось знать, еще до того, как он проговорил:

– Честно? Сейчас? Нет.

Миллисент судорожно вздохнула.

– Так я и думала. Больше никаких доказательств и не нужно.

– Я и не собирался ничего доказывать. Я только хотел сказать, что просил бы вашей руки надлежащим манером, прежде всего поговорив с вашим опекуном.

– Я не верю, что вы хотели на мне жениться. Вы меня совсем не знаете, – прошептала она.

Он заглянул ей в глаза – внимательно и проницательно. И сказал очень спокойно:

– Дорогая, я знаю каждый ваш дюйм.

– О! Как вы смеете говорить так грубо о... – Она остановилась.

– О том, что мы с вами переспали? – спросил Чандлер, и глубокая морщина пролегла у него меж бровей. Он стоял на одной ноге, безуспешно пытаясь просунуть босую ногу в ботинок.

– Вы безнадежны. – Миллисент огляделась в поисках перчатки. Чандлер нарочно вел себя как тупица. – Я хочу сказать, что вы ничего не знаете ни о моей семье, ни об истинной причине, которая привела меня в Лондон.

Чандлер оставил попытки влезть в ботинок и просто держал его в руке.

– Это верно, потому что вы упорно отказывали мне в этих скромных сведениях, хотя я и спрашивал не раз.

Она взяла обнаруженную наконец перчатку и посмотрела на Чандлера. Вздохнув, открыла рот, чтобы рассказать ему, чем закончилось когда-то пребывание ее матери в Лондоне и о двойной жизни своей тетки, бывшей лордом Труфиттом, но остановилась. Если Чандлер узнает все это, не изменит ли он своего отношения к ней? Сможет ли он забыть, что она шпионила за теми, кто принадлежит к одному с ним кругу, и писала в скандальную газетенку? Не зная ответов на эти вопросы, может ли она губить теткину репутацию?

– Я не могу вам ничего сказать, потому что это касается других людей. На кон поставлено слишком многое.

– Но почему? Ведь никто не заставляет вас заниматься этим скандальным разделом? Вы что же, солгали, сказав, что делаете это не из-за денег?

– Нет-нет. Я вам не лгала.

– Расскажите же мне о том, что вы знаете. Объясните то, что вы делаете. Вы можете довериться мне, Миллисент.

Миллисент посмотрела на Чандлера – он стоял перед ней с обнаженным торсом, в незастегнутых брюках и в одном ботинке. О да, она любит его всем сердцем. Ей хочется все ему рассказать. И сердце ее исполнится радости, если она узнает, что он хочет жениться на ней по той простой причине, что чувствует к ней то же, что она – к нему.

Когда взгляды их встретились, она поняла, что ей нужно уходить немедленно. Иначе она поддастся его уговорам и признается ему во всем.

– Не надо портить то, что произошло между нами, Чандлер. Мне не нужно от вас ничего, кроме прекрасных воспоминаний о сегодняшней ночи.

Она повернулась и выбежала из комнаты.

– Миллисент, вернитесь!

Она слышала, что он зовет ее, а потом раздался шум, как будто он споткнулся обо что-то и упал. Миллисент не стала останавливаться, выяснять, что случилось. Она подбежала к парадной двери и распахнула ее. Потом бросилась в темноту к ожидавшей карете.

Кучер спрыгнул на землю и открыл перед ней дверцу. Она дала ему свой адрес и быстро села в карету сказав:

– Поторопитесь, не дожидайтесь лорда Данрейвена. Мне нужно уехать.

Карета тронулась, и Миллисент посмотрела в окно. Чандлер бежал за ней по улице, держа в одной руке рубашку, а в другой – ботинок.

«В его жизни не произошло ничего такого, почему бы ему хотелось уйти из нее», и поэтому Лондон с огромным облегчением говорит «прощай» коварному светскому вору. Какой неприятный конец столь великолепной сплетни. Для вора было бы гораздо лучше оказаться духом лорда Пинкуотера, чем одним из нас.

Лорд Труфитт

Из светской хроники

Едва Миллисент вышла из кареты, парадная дверь теткиного особняка резко распахнулась. Миллисент глубоко втянула воздух и направилась к двери, где ее ждала горничная тетки. По дороге домой она запрещала себе думать о Чандлере. Она расскажет тетке о том, сколь грустный оборот приняли события, в центре которых оказалась леди Хиткоут.

– Где вы были, мисс? – взволнованно спросила Эмери. – Ее милость послала Филлипса искать вас. Мы все страшно беспокоились.

Миллисент подняла плечи и подбородок, пытаясь держаться так, словно ничего не произошло.