Мотылек летит на пламя - Лора Бекитт Страница 65

— Если… если я соглашусь, то не стану, — запинаясь, произнесла Сара, — но вы должны дать мне время подумать.

— Разумеется.

День, когда Сара О’Келли отправилась в Чарльстон, чтобы обвенчаться со Стюартом Фоером, был ветреный и дождливый: казалось, сами небеса оплакивают ее участь. Земля набухла от влаги, и в колеях хлюпала вода. Воздух был холодным, сырым; хотя кучер поднял верх кареты, влага просочилась внутрь, и сиденья были влажными.

Бледное лицо Сары выражало невероятное напряжение. Она поминутно боролась с желанием распахнуть дверцу и пуститься бежать прочь прямо через хлопковые поля, вид которых причинял ей нестерпимую боль. Если б не хлопок, если б не то, что она почитала залогом счастья, ей бы не пришлось вступать в этот нелепый брак!

С другой стороны, она прекрасно понимала, что проявляет не героизм, а малодушие. Ей так хотелось сбросить с себя непосильное бремя, вернуть то время, когда она не занималась делами плантации, а лишь управляла домом и при этом считалась хозяйкой Темры, что она была готова на все.

Узнав о том, что госпожа выходит замуж за управляющего, Касси пришла в ужас. Сара велела горничной приготовить светло-серое муаровое платье с синим поясом и скромным кринолином и темно-синюю шляпку с густой вуалью — она не хотела, чтобы кто-либо видел ее несчастное, осунувшееся лицо.

Бесс, которой не отдавали распоряжения по поводу свадебного обеда, не знала, что делать. В конце концов она приготовила гуся с яблоками и испекла кекс с изюмом.

— У нас что, Рождество? — устало и раздраженно произнес Арчи, входя на кухню.

— Откуда я знаю! Нынче все перепуталось и встало с ног на голову! — проворчала Бесс.

На пороге появилась Касси, которую Сара брала с собой в Чарльстон, чтобы не оставаться наедине с Фоером. Платье горничной было мокрым до колен, а курчавые волосы усыпаны капельками дождя. С началом войны ей удалось вернуть, пусть и не вполне искреннее, расположение кухонного общества, ибо она была единственной, кто мог приносить домашним слугам более-менее правдивые сведения о том, что происходит в мире.

Она тряхнула головой и со скорбной торжественностью обронила:

— Поженились!

Бесс в сердцах громыхнула посудой.

— Я уеду, сбегу, благо, негров объявили свободными, и никто не станет меня ловить, — пригрозила она.

Арчи сжал кулаки.

— Тебе то что? Этот дьявол не станет совать нос в твои горшки. А каково придется мне?! Да я умру, если Фоер сядет на место мистера Уильяма, займет его комнату и кабинет! Я… я не стану ему прислуживать и выполнять его приказания!

— Куда ты денешься? — презрительно произнесла Касси. — Отныне он — муж мисс Сары, а стало быть, твой хозяин. Вздумаешь бунтовать, прикажет тебя выпороть.

— Тогда я тоже уйду.

— И оставишь мисс Сару? Ты — единственный мужчина-негр в доме, не считая кучера Дейва, ну да тот слишком стар!

Арчи смутился.

— Нет, мисс Сару я, конечно, не брошу. Мистер Уильям всегда был добр ко мне, а она — его дочь.

Касси присела к столу и, после того как Бесс налила ей кофе (с некоторых пор настоящий кофе стал редким лакомством и предназначался исключительно для господ, однако Касси не могла отказать себе в удовольствии выпить чашечку), важно проговорила:

— Я видела, как из глаз мисс Сары скатилась слезинка и упала на бумагу, которую она подписывала после того, как дала согласие стать его женой! И, — негритянка понизила голос, — мне точно известно, что у них не будет общей спальни.

— Зачем же они поженились?! — опешила Бесс.

— Затем, что мистер Фоер задумал прибрать Темру к рукам.

— Почему мисс Сара согласилась?! — воскликнул Арчи, и Касси заявила:

— Потому что он запугал ее или заставил. Я и сама испугалась, когда увидела, что творится в городе!

Зрелище осажденного Чарльстона поразило не только Касси. Сара была морально раздавлена стремлением янки поставить на колени город, который она так сильно любила.

Укрепления гавани были превращены в руины, многие магазины закрылись из-за отсутствия в них самых необходимых товаров. Старомодный, чопорный, полный важной неспешности Чарльстон сделался суетливым, шумным: громыхали санитарные фургоны, повозки беженцев, сапоги военных. В отличие от Сары, больше года не посещавшей город, его жители видели и черный дым орудий, и алую кровь раненых, слышали оглушительную пальбу и разрывающие сердце стоны.

Сара окончательно поняла, что дела Юга плохи. Вот уже не первый год в ней тлела неуверенность в завтрашнем дне; теперь она приобрела масштабы настоящей трагедии.

Праздничный обед в Темре, если его можно было так назвать, прошел в полном молчании. Арчи в парадной ливрее и белых перчатках мужественно стоял за стулом, который не один десяток лет занимал мистер Уильям О’Келли и на котором теперь восседал бывший управляющий и новый хозяин поместья. А Саре казалось, что она предала не только Темру, но и ее верных слуг.

Тем не менее в течение нескольких дней, а то и недель после свадьбы у нее сохранялось призрачное чувство, будто новый жестокий мир отодвинулся далеко-далеко и она вернулась в прежнюю жизнь.

Сара больше не появлялась в конторе, предоставив мужу право вести все дела. Фоер целыми днями просиживал над бумагами и несколько раз ездил в Чарльстон. Сара встречалась с ним лишь за завтраком и ужином (обедал он в конторе), а остальное время занималась домом. Он не посягал на ее свободу и не претендовал на внимание, потому они почти не общались.

Она вновь принялась совершать одинокие прогулки, любовалась зелеными пастбищами, девственным лесом, округлыми холмами и, конечно, хлопковыми полями — главным богатством этой земли, хотя иногда ей казалось, что во всех ее бедах виновато как раз «белое золото».

По вечерам Сара распахивала окна, вдыхала запах дубовой листвы и земли, слушала крики ночных птиц, пение древесных лягушек и треск цикад. Она пыталась уверить себя в том, что ей не надо другой любви, кроме любви к Темре, и что пока эта любовь жива, никто не сможет вторгнуться в поместье и попытаться его осквернить.

В 1864 году начался знаменитый марш более чем стотысячной армии генерала Шермана к морю, армии, которая оставляла за собой полосу черной выжженной земли, превращая некогда процветавшие города в жалкие пустыри. Уничтожались фабрики, фермы, дома, сады, поля. Все, что встречалось на пути, предавалось огню.

Саванна была взята за три дня до Рождества, взята без боя, о чем генерал Шерман сообщил президенту Линкольну в телеграмме, текст которой вошел в историю: «Разрешите предложить Вам в качестве рождественского подарка город Саванну со ста пятьюдесятью пушками, большим запасом снарядов и около двадцати пяти тысяч тюков хлопка».

Солдаты армии Союза жгли костры из банкнот Конфедерации, варили кофе и жарили бекон на глазах у голодающих жителей Саванны.