Фея Альп - Элизабет Вернер Страница 65

Эрна пошла ему навстречу со стесненным сердцем, она научилась бояться этого спокойствия и холодности.

– Ну что, что там делается? – торопливо спросила она. – Ты из Оберштейна?

– Да, только мне пришлось добираться в объезд, потому что дорога уже затоплена. Сам Оберштейн, кажется, в безопасности, но жители совсем потеряли голову, вопят и мечутся, не помня себя от страха. Доктор Рейнсфельд делает все возможное, чтобы образумить их, а Гронау по мере сил помогает ему. Но люди сходят с ума из-за того, что их жалким лачугам грозит разрушение.

– Эти жалкие лачуги составляют все их имущество, – заметила молодая девушка. – От них зависит существование их самих и их семей.

– Положим, но ведь это – сущие пустяки в сравнении с громадными потерями, которые несет железная дорога. Сейчас только, когда я входил в дом, твоему дяде принесли новые неприятные известия, кажется, решительно все поставлено на карту.

– Но ведь дорогу отстаивают изо всех сил! Неужели все будет напрасно?

– Да, главный инженер борется со стихиями не на жизнь, а на смерть, – сказал Эрнст с каким-то свирепым удовольствием. – Он отстаивает свое любимое детище с энергией отчаяния, но борьба с такими катастрофами не по плечу человеку. Вода все прибывает, плотины не выдерживают напора, на нижнем участке уже все мосты сорваны. Точно вся природа восстала.

Эрна молчала. Она опять подошла к окну и устремила взор в волнующийся туман, не позволявший ничего рассмотреть. Полотна железной дороги, проходившего ниже виллы, совершенно не было видно сегодня, снизу доносился только шум рассвирепевшей реки. Там боролся Вольфганг во главе своих рабочих и боролся, может быть, напрасно.

– Но Волькенштейнский мост, во всяком случае, устоит, – продолжал Вальтенберг. Господину Эльмгорсту следовало бы удовлетвориться этим и не рисковать собой так безрассудно, как он это делает при всяком удобном случае. Он не трус, очертя голову бросается в огонь, но ведь сумасшествие – рисковать жизнью, чтобы спасти от разрушения какую-нибудь плотину. Он геройствует во главе своих инженеров и рабочих, а те слепо идут за ним. Не мешало бы им быть поосторожнее, не то он их погубит вместе с собой.

В этом постоянном напоминании невесте об опасности, которой подвергался любимый человек, была какая-то холодная, рассчитанная жестокость. Эрна обернулась и, посмотрев на него взглядом, полным упрека, промолвила:

– Эрнст! Почему ты избегаешь откровенного разговора, который я не раз пыталась начать? Ты не хочешь объяснений?

– Нет, не хочу! Не будем говорить об этом.

– Потому что знаешь, что твое молчание для меня мучительнее всяких упреков, а тебе доставляет удовольствие мучить меня.

Глаза девушки загорелись, но ее страстный порыв был встречен холодно.

– Как плохо ты знаешь меня! – воскликнул Вальтенберг. – Я просто хочу избавить тебя от неприятного разговора.

– Зачем? Я не чувствую за собой вины. Я не стану ни скрывать, ни отрицать…

– Так же, как тогда, когда я сделал тебе предложение, – резко перебил ее Эрнст. – Ты и тогда была очень откровенна: только имени не сказала! Ты нарочно оставила меня в заблуждении, хотя действительно я сам впал в него.

– Я боялась…

– За него, разумеется, я это вполне понимаю. Но успокойся: я не так уж тороплюсь, могу и подождать.

– Подождать? Чего подождать? Ради бога, что ты хочешь сказать?

Он улыбнулся все с той же холодной жестокостью.

– Как ты стала пуглива! Прежде ты была мужественнее. Но, правда, есть одна вещь, которая может привести тебя в состояние безумного страха, я видел…

– И за эту одну вещь ты заставляешь меня платить ежедневно, ежечасно! Это неблагородная месть!.. Я не отказываюсь отвечать тебе и расскажу все, о чем ты спросишь, только говори наконец! Ты говорил с Эльмгорстом после того случая?

– Да, – медленно проговорил Вальтенберг.

– Что же произошло между вами?

Голос Эрны дрожал от сдерживаемого волнения и страха, как ни старалась она овладеть им.

– Извини, но это касается только нас двоих. Впрочем, тебе не из-за чего беспокоиться. Я нашел в господине Эльмгорсте полную готовность идти навстречу моим желаниям, и мы расстались, вполне поняв друг друга.

Вальтенберг делал резкое и насмешливое ударение на каждом слове, и эта насмешка вывела Эрну из себя. До сих пор она переносила все молча и беспрекословно, чтобы не настраивать жениха еще сильнее против Вольфганга, – она знала, что его месть будет направлена против него одного, но теперь с гневом подняла голову.

– Эрнст, не заходи слишком далеко, чтобы не раскаяться потом! Я еще не жена твоя, я еще могу освободиться…

Она не договорила: на ее руку вдруг тяжело легла рука Эрнста и сжала с такой силой, точно он хотел раздавить ее.

– Попробуй! – прошипел он. – Тот день, когда ты бросишь меня, будет последним в его жизни.

Эрна побледнела, выражение лица жениха ужаснуло ее еще больше, чем угроза. Теперь, когда он сбросил маску холодной насмешки, в нем было что-то, напоминавшее тигра, его глаза сверкали так дико, так страшно, что она невольно содрогнулась. Она не сомневалась, что он сдержит слово.

– Ты ужасен! – тихо сказала она. – Я покорюсь.

– Я так и знал! – воскликнул Вальтенберг с жестким смехом. – Этим тебя заставишь сделать что угодно.

Он медленно выпустил руку Эрны, потому что в комнату вошла Валли. Она уже перестала дуться и хотела знать, как идут дела в Оберштейне, что делает ее кузен Бенно и в каком состоянии железнодорожная линия; у нее, как всегда, была тысяча вопросов.

Вальтенберг любезно отвечал. Он уже опять вполне овладел собой, нельзя было и подозревать, что минуту назад он выказал натуру тигра.

– Если это доставит вам удовольствие и вы не побоитесь дождя, то мы могли бы проехать вниз верхом, – сказал он в заключение подробного рассказа.

– Удовольствие! – воскликнула Валли, которая, несмотря на свою веселость, всем сердцем сочувствовала чужим страданиям. – Как вы можете говорить об удовольствии при таком несчастье?

– Все равно ведь один человек тут не поможет, – ответил Эрнст, пожимая плечами. – Но посмотреть на это очень интересно, уверяю вас.

У Эрны сжалось сердце при виде такого эгоизма. Сотни людей работали, чтобы спасти смелое произведение человеческих рук, над которым они трудились не один год, на карту были поставлены громадные суммы, бедные обитатели гор дрожали за свое нищенское имущество, а у Вальтенберга не нашлось ни одного слова сожаления: для него это было только «очень интересно». Кроме интереса, он чувствовал разве еще удовольствие от того, что дело, созданное его врагом, будет уничтожено.

И этот человек хотел приковать ее к себе на всю долгую жизнь! Она должна принадлежать ему телом и душой, а если бы взбунтовалась и захотела разорвать цепи, которые дала надеть на себя в минуту слабости, почти бессознательно, ей грозили смертью человека, которого она любила, и тем отнимали у нее силы защищаться! Средство было выбрано очень удачно: страх лишал Эрну всякого упорства, всяких сил, нужных для сопротивления.