Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 66

— Так вот почему вы так снисходительно отнеслись ко мне, когда я призналась вам, что родила, не будучи замужем…

— Разве я могла тебя осуждать? Ты всем сердцем любила Гильема и отдалась ему. Несмотря на свой возраст, я не забыла, что такое ураган любовных чувств. Кровь быстрее течет по жилам, сердце бешено бьется… А эта сладость поцелуев, безумие нежности и страсти, эта лихорадка, от которой нельзя излечиться! Говорят, плоть слаба, но до чего же эта слабость сладостная! Возлюбленному невозможно отказать. Уступая ему, мы становимся сильнее, могущественнее. Женщина превращается в богиню. Предаваясь наслаждению, она мужественно прогоняет страх перед бесчестьем.

Жерсанда де Беснак перевела дыхание. Анжелина опустила голову, чтобы старая дама не увидела ее пунцовых щек. Столь интимные откровения смутили молодую женщину.

— Мне очень жаль вас, дорогая мадемуазель, — произнесла Анжелина в замешательстве. — Я, рожая Анри, еще верила в Гильема, думала, что он вернется и мы поженимся. Это помогало мне. Но вы потеряли отца своего ребенка, а это гораздо хуже.

— Да, малышка, ты права. Даровать жизнь ребенку, оплакивая того, кого сильно любишь, — это худшее из испытаний. Мне потребовались годы, чтобы излечиться от снедавшей меня тоски. Рана зарубцевалась, но я по-прежнему чувствую себя оскверненной. Я отказывалась каяться, признавать свою вину. Боже мой, Анжелина, если бы ты знала, сколько раз я хотела покончить с собой! Весь день думала, каким образом это сделать, а вечером говорила себе: «Завтра ты привяжешь к ноге камень и бросишься в пруд». Или: «Завтра ты примешь мышьяк». Но дни шли своим чередом, одна неделя сменяла другую, а у меня все не было мужества свести счеты с жизнью. Мне было тридцать три года. В Лозере вспыхнула эпидемия холеры, но беда обошла меня стороной.

— Это тогда вы спасли Октавию, пытавшуюся повеситься? — спросила Анжелина.

— Откуда ты знаешь?

— Октавия рассказала мне об этом, когда мы ездили в Бьер. Она рассказала также о муже и дочери, которых унесла холера. Но о вас она ничего не говорила.

— Сомневаюсь. Но раз уж ты знаешь, я продолжу, чтобы добраться до самого важного. Я вернулась в поместье своих родителей, хотя думала, что больше никогда туда не вернусь, не увижу этих черепичных крыш, окон с импостами, кедров в парке… Ты должна все знать, малышка, иначе ничего не поймешь. Боже, как мне холодно!

— Но в комнате тепло! — удивилась Анжелина.

— Я дрожу от внутреннего холода, словно моя кровь заледенела от этих печальных воспоминаний, — уточнила Жерсанда де Беснак. — Я была единственной дочерью, предназначенной для удачного замужества. Мои родители хотели найти для меня лучшего жениха. Они устраивали балы, на которые приглашали дворян-протестантов. Некоторые претенденты на мою руку приезжали из Севенн, хотя путь занимал целых два дня. Но никто из них мне не нравился. В двадцать пять лет я была еще не замужем. Мой отец был в отчаянии. В конце концов он сказал мне, что ради интересов семьи можно выйти замуж и не по любви. Он требовал, чтобы я стала продолжательницей рода. Моя мать потеряла всякую надежду и возненавидела меня. Я, бессердечная эгоистка, все свое время посвящала чтению, верховой езде и игре на фортепиано. Наконец я встретила некоего Юбера де Маркэ. Это был красивый, элегантный, образованный мужчина. Устав от войны с родителями, я согласилась обручиться с ним. Моя мать была в восторге. Она заказала для меня платья, как у герцогини, чтобы я могла поразить высший свет Манда. Уже тогда я любила красивую одежду и украшения. Я считала себя красавицей, да и была таковой. Но однажды утром мои тайные мечты стали реальностью и все изменилось…

Я много читала, особенно любила театральные пьесы и часто представляла себя актрисой, преемницей мадемуазель Марс или Рашель [36], парижских звезд. Я знала этих дам по журналам, которые печатали их портреты и рассказы об успехах… Боже мой, у меня пересохло в горле. Дай мне стакан воды, малышка.

Анжелина, которую тронули сильные эмоциональные переживания старой дамы, пододвинула круглый столик к креслу и поставила на него графин.

— Так что же произошло? — спросила она. — Вы заинтриговали меня.

— Это случилось прекрасным летним днем. Наш кучер повез меня в Манд. Мне надо было купить ленты и кружева. Я выехала одна, за мной никто не следил. Родители не волновались за мою добродетель. Я выходила замуж поздно, всегда была холодной, не склонной проявлять страстные чувства. Но так я утомлю тебя… В тот день, едва коляска въехала на довольно просторную соборную площадь, я услышала звуки музыки и почти сразу же увидела помост с красным балдахином. Это бродячие актеры давали представление. Вокруг собралась толпа, люди смеялись. Мне понравилось все: костюмы, маски, кульбиты, пируэты, которые делала девушка в экстравагантном парике. И тут я увидела его. Он стоял с непокрытой головой. Темные курчавые волосы обрамляли его лицо. Он не был ни высоким, ни красивым, но его улыбка могла обречь на вечные муки любую святую, каковой я не была, несмотря на всю свою рассудительность и сдержанность. Никогда прежде не испытывала я такого сильного влечения к мужчине. Наши взгляды несколько раз пересеклись. Во рту у меня пересохло, ноги стали ватными. Мое сердце, то самое сердце, которое столько раз отказывалось любить, бешено колотилось. Я дождалась конца представления и рукоплескала ему, только ему одному. Знаешь, что он сделал? Он бросил мне бумажный цветок. Я поймала цветок на лету, и он низко мне поклонился. Я не стану рассказывать тебе об уловках, к которым мне пришлось прибегнуть, чтобы прийти на вечернее представление. Это было чудесное зрелище! Был теплый вечер. Сцену освещали факелы. Казалось, весь город кружился вокруг меня. Актер не сводил с меня глаз и в свете огня нравился мне еще больше. О! До самой смерти я буду помнить то мгновение, когда он спрыгнул с помоста и подошел ко мне. Едва он приблизился, как я почувствовала, что между нами пробежала искра желания. Мне не очень приятно быть такой откровенной, но поскольку ты, Анжелина, тоже любила, я считаю необходимым говорить без обиняков. Он взял себе сценический псевдоним Вильям в честь английского драматурга Вильяма Шекспира, которого боготворил. Он сразу признался мне, что это не настоящее его имя. На самом деле он был французом, родился в Лионе и был окрещен Эрнестом. Актеры часто скрывают под иностранными псевдонимами свои настоящие имена. Итак, в тот вечер он увлек меня к собору и сразу же прижал к себе с неистовой силой. Этого хватило, чтобы на следующий день я последовала за ним. Я убежала из своего имения, от родителей, жениха. Труппа ездила по стране в живописных кибитках с брезентовыми тентами. В них запрягали мулов. Я была такой счастливой, пьяной от свободы, жадной до новых впечатлений! Я не могла налюбоваться на того, кого обожала. Через несколько месяцев я получила возможность играть маленькие роли. До чего же это чудесно, надевать театральный костюм! Я, такая манерная и гордая, надевала платья, пропахшие потом других актрис, не моргнув глазом. Боже мой, как мне нравилась такая жизнь! Вильям окружил меня лаской и заботой, он придумывал для меня смешные прозвища. Я была то его маленькой птичкой, то ощипанной маркизой, то белокурой гугеноткой.