Милая пленница - Кристина Скай Страница 67

На миниатюре был изображен мальчик со спаниелем у его ног. Нетрудно было узнать глянцевитые темные волосы герцога, его пронзительные глаза, напряженную позу — несмотря на то что на портрете ему было лет восемь или девять. Композиция в целом была прелестной, и все же Александре показалось, что портрет выглядит слишком напряженным и неестественным.

— Мое изображение, как ты уже поняла. Матери невероятно нравился этот портрет. Только не спрашивай меня почему. Я не знаю.

— Портрет хороший, — сказала Александра, но Хоук уловил неуверенность в ее голосе.

— И все же?..

— И все же в нем есть что-то странное. Слишком напряженная поза, мне кажется, она не соответствует пейзажу.

— Мы, Соммертоны, никогда не признавали непринужденности. Мой отец вообще считал непринужденность чем-то постыдным — ну по крайней мере для Соммертонов — и даже, пожалуй, в чем-то родственной ереси либерализма и пустословию революционеров. — Хоук задумчиво оглядел свой пустой стакан. — Нет, непринужденность отсутствовала в моем воспитании.

— Понимаю.

Хоук насмешливо вздернул брови:

— Но какое это может иметь значение, мисс Мэйтланд?

Александра молча поставила миниатюру на место и взяла другую. Бледный мальчик лет четырех-пяти с худеньким умным личиком смотрел ей прямо в глаза. Он стоял, прислонившись к толстому дубовому стволу — к суссекскому дубу в парке Хоука, поняла Александра. Но ее внимание привлекли глаза мальчика — они были дерзкими и внимательными, хотя в них и виделась давняя печаль.

— Это, похоже…

— Мой сын Робби. Бедный малыш… эта дрянь и подумать не захотела, как все отразится на нем, будь она проклята!

— Это недавний портрет?

— Написан в прошлом году, в день его рождения. Лоренс неплохо уловил его характер. — Голос Хоука стал жестче. — И печаль в его глазах.

Лицо мальчика встревожило Александру куда больше, чем она готова была признать, и она постаралась поскорее вспомнить, чьим он был сыном.

— Он кажется очень умным и весьма своенравным. Но, полагаю, от вашего отпрыска другого и ожидать не приходится.

Глаза Хоука полыхнули серебряным огнем.

— Теперь тебе следовало бы признаться, что в тебе есть цыганская кровь, — насмешливо произнес он. — Что ж, когда мне понадобится гадалка или предсказательница, я буду знать, к кому обратиться.

Пальцы Александры, державшие миниатюру, сжались.

— Не делай этого! — предостерег ее Хоук. — Я не настолько слаб, чтобы не заставить тебя пожалеть об этом.

— Вы, как всегда, грубы. Мне надоели ваши бесконечные насмешки и сарказм, слышите? — Нервно вздохнув, она бросила на него яростный взгляд, и между ними словно проскочила молния.

— Тогда оставь в покое моего сына. Он вынес достаточно страданий и боли. И наши с тобой дела его не касаются!

В это время из-за двери донесся шум голосов, потом кто-то настойчиво постучал. Появился Шедвелл, невероятно бледный и в кое-как застегнутой ливрее.

— Ну? — резко произнес Хоук.

— Прибыл посыльный из Лондона, ваша светлость, — запинаясь, ответил Шедвелл. — Новости… плохие новости, кажется… — Дворецкий протянул Хоуку розовый конверт. — Он привез вот это.

Хоук одним движением разорвал конверт и впился глазами в строчки письма. Несколько долгих секунд он не отводил взгляда от листа бумаги, и на его лице все явственнее вырисовывалось недоверие. Наконец он поднял глаза и посмотрел на Шедвелла. Письмо упало на пол.

— Рассказывай остальное.

— Ну, вы знаете, ваша светлость… о том, что случилось вчера. Мальчик после этого был совсем не в себе. Посыльный говорит, что днем он сбежал из дома и несколько часов бродил под дождем, пока его не нашли. Он начал кашлять, его лихорадило, и он все время звал вас. Потом стало еще хуже. Доктор напуган и просит вас приехать как можно скорее.

Длинные пальцы Хоука сжались в кулаки. В его глазах промелькнула боль, и он стал очень похож на портрет своего сына…

После слов дворецкого в комнате повисло тяжелое молчание. Хоук посмотрел на миниатюру, которую Александра все еще держала в руках, и боль исказила его лицо.

«Меня это не касается», — напомнила себе Александра. Она ненавидит этого человека. И всегда будет его ненавидеть.

— Робби… — прошептал герцог. — Что же мы делаем с тобой, малыш…

В следующие несколько часов дом Хоука являл собой ад кромешный. Нервные лакеи метались вверх-вниз по лестницам, между кабинетом и спальней герцога; они укладывали вещи и одновременно выполняли то и дело поступающие приказы. Испуганные горничные таращили глаза, не решаясь задать ни одного из мучивших их вопросов.

Джефферс и Пенни приготовили для поездки в Лондон лучшую карету. Хоук решил было избавить старого кучера от тягот длительного пути и взять с собой кого-нибудь помоложе, но преданный слуга искренне вознегодовал, когда герцог сказал ему об этом.

— Ну да, ваша светлость, вы это можете сделать… только лучше бы уж тогда вам меня просто выгнать. Наплевать, что я вам служил тридцать пять лет и что меня уж никто не возьмет к себе.

На мрачном лице Хоука, в его полных отчаяния глазах на мгновение показалась благодарность.

— Ладно, Джефферс, спасибо, ты едешь со мной, все равно замену тебе нелегко найти.

— Карета будет у дверей через полчаса, — пробурчал Джефферс. — А все остальное уже готово, как вы и приказали.

— Ты отличный человек, — сказал Хоук и вернулся в кабинет, чтобы закончить письмо своему адвокату.

Стук в дверь заставил его нахмуриться и поднять голову.

— А, это ты, — бросил он, увидя Александру, явившуюся по его просьбе. Жестом пригласив ее сесть возле письменного стола, он сообщил: — Ты поедешь со мной в Лондон. Даю тебе час на сборы. — Он говорил холодно и отстраненно.

Александра задохнулась от его надменности.

— Ни через час, ни через день, ни через год я никуда не поеду! — огрызнулась она.

Герцог скривил губы.

— Разве я говорил о том, что ты можешь выбирать, мисс Мэйтланд?

— О, разумеется, нет! Было бы совсем не похоже на вас, если бы вы проявили хоть малейшую вежливость!

— Черт побери, женщина, неужели тебе просто необходимо всегда спорить?

— А вам просто необходимо всегда быть наглецом? — бешено выкрикнула она.

Хоук отложил перо и уставился на нее, но лицо его было совершенно непроницаемым.

— Ты едешь со мной, — с легкой язвительностью в голосе сказал он. — Я не могу рисковать, не могу допустить, чтобы Телфорд наложил на тебя лапу.

— Или что я сбегу от вас, — уточнила Александра, глядя ему прямо в глаза. — Ладно, — добавила она, — все равно вы будете слишком заняты своим сыном. В особенности если у него начнется воспаление легких.