Месть женщины среднего возраста - Элизабет Бушан Страница 68

Судя по ее словам, Поппи жалела, что не осталась в Таиланде. Я никогда не могла понять, куда клонит она; наиболее продуктивные результаты давал всесторонний анализ.

– Разве тебе не нравится ваша квартира?

– Я ее не выбирала. Но не в этом дело. – Дочь принялась так сильно тереть кожу на безымянном пальце, что я подошла и остановила ее. Она подняла голову и беспомощно посмотрела на меня. – Вчера мне приснилось, что я опять стала маленькой девочкой. В той дурацкой кроватке с откидными краями. Во сне мне хотелось, чтобы в моей комнате все оставалось по-прежнему, но кто-то все время там все менял.

Значит, Сэм не ошибся насчет стресса. Куда же подевалась девочка, у которой было столько планов? Я подошла к шкафу и завернула в бумагу винный бокал.

Поппи встала.

– Где та кроватка, мам?

– На чердаке.

Она просияла:

– Можно мне взять ее с собой? – Дочь оглядела нагромождение мельничек для соли и перца, скатертей, графинов и решетку для тостов в форме Купола миллениума. – Не хочешь оставить себе кое-что из подарков? Не думаю, что я смогу справиться с такой горой.

– В качестве акта милосердия оставлю себе Купол.

Поппи бросила мне Купол.

– Неприлично, когда тебе дарят столько хлама. Я не должна была этого допустить. Что мне с этим делать?

– То, что обычно.

– Вот именно. Мне придется все это использовать, а потом аккуратно складывать в шкафчик, чистить все это – брать на себя обязанности…

– Тебе повезло, Поппи, – осторожно перебила я.

– Я знаю, что мне повезло, так что не надо начинать разговоры о беженцах и тому подобное.

Я дернула прядку ее волос.

– Боязнь сцены, дорогая?

Поппи выхватила из кучи хрустальный графин современного дизайна и протянула мне. Выпуклость отражала два искаженных лица, неестественно круглых и гладких.

– Забирай.

– Нет, – мой голос прозвучал резче, чем я хотела. – Это подарок Мазарин из Парижа. – Я улыбнулась: – Видимо, это современная классика.

Поппи пригляделась.

– Так вот что это такое.

Последовало молчание.

– Если ты сомневалась насчет Ричарда, зачем вышла за него?

Поппи огрызнулась с раздражением и изумлением:

– Ты говоришь прямо как бабушка.

– Конечно – мать всегда не права.

– Как это печально, ма. – Поппи нервно перекатывала крышку графина между пальцев. – Ричард тут ни при чем. Меня выводит из себя вся эта ситуация.

Я взяла следующий бокал.

– В одном ты была права. Ричард полон сюрпризов.

Поппи тут же заговорила мечтательно:

– Да, он такой.

– И это главное, – сказала я. – Все остальное не важно.

Мы снова долго молчали, и на этот раз тишина была напряженная. Наконец Поппи взорвалась:

– Надеюсь, ты не слишком мягко обошлась с папой. Не слишком? Ричард говорит, что если он получит дом, это будет вполне разумно, но я не понимаю, почему.

– Меня никто не заставлял, – если ты об этом.

Я протянула Поппи оберточную бумагу.

– Заверни графин. Она процедила:

– А где же твоя гордость, мам?

Ага. Так вот в чем дело. Мне пришлось на цыпочках ступать по битому стеклу.

– В жизни все не так, как в учебнике.

– Бред. Ты просто оправдываешься.

Я оставила бокал и схватила Поппи за плечи.

– Это правда. Можно годами стоять в очереди, терпеливо пробираться к вершине, а потом кто-то обгонит тебя, попутно как следует пихнув ногой. У тебя был счастливый брак, а потом, в одну минуту – бац! – и нет его, и тебе кажется, что ты умрешь от унижения и боли. – Плечики Поппи казались беззащитными в моих тисках. – Но ты не умираешь, по крайней мере, в прямом смысле. Более того, ты можешь отомстить за себя – но тоже не в прямом смысле. Ты мстишь, когда веришь в то, что несмотря на все трудности можешь жить так же хорошо, а может и лучше. Во всяком случае по-другому.

Поппи высвободилась из моих рук.

– Неужели?

Здесь бы пригодилась теория семилетних циклов, только вот у Поппи не было настроения выслушивать лекции по эволюции.

– Я пришла к выводу, что гордость – слишком тяжелая ноша. И слишком разрушительное качество, – тихо и серьезно проговорила я. Она сжала губы. – Поппи, дорогая, ты обвиняешь меня в том, что случилось?

Услышав это, она набросилась на меня, взорвавшись ядовитой злобой:

– Ты не очень-то старалась удержать папу. Почему? Почему ты не можешь заставить его понять, каким идиотом он выглядит со стороны? Все равно если бы я сбежала с мужчиной его возраста. Только задумайся. Ведь папа сотворил такое, а ты спустила ему с рук?

Дочь кипела от ярости, и я вдруг увидела в ней себя – двадцатипятилетнюю: Роуз, которая стремилась к порядку и безопасности среди неразберихи и путаницы жизни. Принято считать, что молодые люди жаждут приключений. Сомневаюсь. Я никогда не была авантюристкой. Точнее, пыталась ею быть, но испугалась, когда все пошло не так. В каком-то смысле Поппи сейчас говорила мне о том же.

Поппи применила один из драматических жестов своего блестящего арсенала – упала на колени.

– Мама, умоляю тебя, попробуй еще раз: постарайся вернуть папу.

Я наклонилась и взяла ее лицо в ладони. Ее кожа была гладкой, как у младенца, которого я некогда так крепко прижимала к груди; лицо было мокрым. Я тоже не могла сдержать слез, но я смеялась над ее горячностью и негодованием, и это было несправедливо.

– Тихо, – прошептала я. – Успокойся, Поппи.

Ким Бойл сдержал обещание и позвонил мне.

– Так, моя девочка, вот лучшее, что я могу сделать: работа не на полный день – на полдня; серия статей. Финансы позволяют? Можешь начать на следующей неделе?

В шесть тридцать двадцать первого января завизжал будильник. Я надела черную фетровую юбку, красный джемпер и туфли на самых высоких каблуках, на каких только могла удержаться, – носить мне их предстояло весь день. На завтрак я съела сырые овсяные хлопья с бананом и выпила две чашки крепкого черного кофе.

С легким сердцем я сняла с крючка сумку для книг и вышла из дома. Разросшийся лавр коснулся ветвями моей спины.

В двадцать минут десятого я была уже в офисе.

Ким приехал в половине одиннадцатого. Его ассистентка Дейдра усадила меня за стол и выдала пропуск и карточку для столовой.

– Отлично. – Ким оглядел меня, принарядившуюся, с сияющими глазами. – Мы хорошо поладим. Я верю во взаимопомощь пап и мам-феминисток, и поскольку мне хочется видеть моих детей по утрам, ты будешь приходить рано, а я – задерживаться допоздна.