Дерзкие мечты - Дженнифер Блейк Страница 70

— Не смотри на меня так, — резко сказал Аллин.

Она попыталась улыбнуться, затем подняла руку и провела ладонью по его лицу, будто хотела разгладить морщины на его челе.

— Нет, — тихо сказала она. — Все нормально. Со мной все нормально.

Лицо его чуть посветлело.

— Скажи, что ты об этом думаешь. Я должен знать.

— Я думаю, что люблю тебя. И всегда буду любить.

Он склонил голову и коснулся теплыми губами ее прохладных пальцев, которые все еще покоились на его руке. Потом поднял на нее взгляд и ответил:

— Но не больше, чем я буду любить тебя.

Вайолетт показалось, что эти слова прозвучали как клятва, единственная клятва, которую ей хотелось услышать. И этого было достаточно.

— И еще я думаю, — добавила она, немного помолчав, — что мы должны немедленно покинуть Венецию.

— Но как? В твоем положении?

— Ты из-за этого здесь задержался? Я вполне здорова. Утренняя тошнота

— дело обычное, об этом можно не беспокоиться.

— Я думал, что лучше отправиться куда-нибудь в деревню. У сестры синьоры Да Аллори есть вилла неподалеку от Флоренции. Савио может доставить нас туда. Мы возьмем с собой рекомендательное письмо, но лучше ехать инкогнито, соблюдая все меры предосторожности, если, конечно, ты не возражаешь.

«Это будет легкое путешествие, — подумала Вайолетт, — но не слишком ли легкое?»

— Если этого достаточно, то, конечно, я согласна. Но… не означает ли это, что тебе придется жертвовать своей безопасностью ради моего удобства?

— Я делаю это с радостью! — В его серых глазах была уверенность. — Но не забывай, что твоя безопасность зависит от моей и будет зависеть, пока не родится наш ребенок.

— Тогда, — просто ответила Вайолетт, — я доверяюсь тебе и надеюсь, что ты оградишь всех нас от зла.

Уже на вилле Аллин закончил писать небольшой портрет, который он начал еще в Венеции. Этот маленький портрет был лучшим из всех сделанных им работ, во всяком случае, так он сам утверждал. Он говорил, что черпал вдохновение в ее улыбке, чуть таинственной и непостижимой, исполненной внутреннего знания.

Вайолетт даже не представляла себе, что может выглядеть такой загадочной, такой безмятежной. Она тут же обвинила его в том, что он польстил ей ради своей собственной выгоды, однако он яростно отверг все ее обвинения. Портрет великолепен, заявил он, сходство полное. И вилла, и сельская жизнь, безусловно, пошли ей на пользу.

Насчет последнего он оказался абсолютно прав. Вилла была старой, с проломанной черепицей на крыше, с потрескавшимися стенами, но из ее окон открывался великолепный вид на округлые холмы, поросшие серебристо-зелеными оливковыми деревьями, разросшиеся виноградники и видневшиеся вдалеке зонтики пиний.

Потолки комнат были расписаны изображениями нимф, прячущихся среди облаков, стены были увешаны гобеленами, чуть колыхавшимися от ветра, врывавшегося в распахнутые окна. Двери кухни и соседней с ней столовой выходили в огороженный стенами сад со сводчатой галереей, где росли кусты роз и винограда. От монастырской тишины звенело в ушах.

Впрочем, виллу трудно было назвать удобной. Воду для кухни и для мытья доставляли из садового фонтана. В полуразрушенной конюшне в бывших кормушках жили куры и утки. Ближайшая деревня — всего несколько домиков вокруг церкви — находилась на расстоянии трех миль. Но Вайолетт полюбила свое новое жилище, полюбила за старину, за все i несовершенства и за ту особую атмосферу, которая сложилась здесь за долгие годы его службы другим людям, другим влюбленным.

Большую часть времени они с Аллином проводили в саду. Он установил мольберт под виноградной лозой — мозаичный пол был довольно ровным, и это место хорошо освещалось. Там же они поставили стол и несколько стульев, где часто обедали.

За старыми стенами было так мирно, так покойно, слышалось лишь пение птиц, жужжание пчел и нежное журчание воды в фонтане. За садом ухаживал сторож, юноша по имени Джованни, продолжая то, чем занимались его отец и дед. Джованни всегда находился где-нибудь поблизости: черпал воду из фонтана, носищ ее на кухню своей матери — кухарке Марии, приносил из птичника яйца, а с огорода — лук, ухаживал за розами, стриг траву под оливковым деревом, росшим в углу сада. Когда Вайолетт смотрела в его сторону, он всегда улыбался, склонив голову — скорее в знак приветствия, чем в знак уважения.

Джованни помогал Вайолетт разобраться в растениях, которые в изобилии росли на прямоугольных грядках в саду вокруг виллы. Там были и огромные лекарственные розы, и базилик, и мята, и шалфей, и лук-шалот. Молодой итальянец держал себя удивительно любезно и вежливо. У него были черные курчавые волосы, большие карие глаза и широкие плечи. В свободное время он занимался своим садом, где выращивал на продажу цветы и овощи, которые его двоюродный брат раз в неделю отвозил во Флоренцию, находившуюся милях в двадцати-тридцати от виллы. Джованни рассказывал, что весной, когда в саду цвели огромные старые розы, он собирал их лепестки. Из них он, как раньше его дед и отец, делал масло, которое тоже продавал.

Поскольку Вайолетт проявила интерес, итальянец рассказал ей все в подробностях, даже попросил, чтобы она пошла посмотреть на оборудование, при помощи которого он выжимал розовое масло. Он рад был найти слушателя, заинтересовавшегося процессом добывания ароматических масел. Волнуясь, он рассказывал немного сумбурно, но увлеченно и даже лирично.

Изготовление духов оказалось завораживающим и совсем несложным занятием. Казалось просто невероятным, что выжав лепестки в холодное масло, а потом выпарив масло, напитанное их ароматом, и добавив спирт от перегонки вина, можно получить такую благоухающую жидкость. Вайолетт сама решила попробовать сделать это с лепестками жасмина. Вышло просто замечательно, она была поражена. Казалось, что, забирая аромат, можно сохранить душу цветка, подарить ему новую жизнь, волшебное второе цветение.

Однажды Вайолетт возвращалась с Джованни из сарая, где он хранил свое оборудование. Она смеялась какой-то его забавной шутке и, войдя в ворота, заметила Аллина, который стоял, прислонившись к виноградной лозе, и наблюдал за ними.

Джованни слегка покраснел, тихо поприветствовал его и повернулся к Вайолетт.

— Спокойной ночи, мадонна, — пробормотал он и поспешил в дом.

Вайолетт подошла к Аллину, прижалась к нему, подождала, пока молодой садовник не скрылся из виду, и сказала:

— Ты же не против, что я занимаюсь с Джованни, правда? Ему так нравится показывать мне цветы и духи, а ты знаешь, я все это просто обожаю. Он со мной очень вежлив и держится почтительно.

— Наверное, я должен был бы ревновать, — улыбнулся Аллин. — Наш Джованни почти влюблен в тебя.

— Вот уж нет, — возразила она. — Я знаю из надежных источников — от его матери, — что он кокетничает напропалую с деревенскими девушками и десятка два из них готовы выйти за него замуж хоть завтра.