Прекрасная мука любви - Патриция Мэтьюз Страница 76

– Ну, как знаете. – Таунз подошел к столу и выдвинул ящик. – В таком случае вам стоит прихватить вот это.

И он протянул Глэдни револьвер, держа его так осторожно, словно опасался, что он может неожиданно выстрелить.

Глэдни протянул было руку к револьверу, но на полпути остановился и покачал головой.

– Нет, мистер Таунз. Спасибо большое, но думаю, лучше мне не брать оружия.

– Вы не умеете стрелять?

Глэдни невесело усмехнулся.

– Я был на войне, сэр. Так что я, наоборот, слишком хорошо умею стрелять. Но в этой поездке я бы предпочел обойтись без оружия.

– Как хотите, – пожал плечами Таунз. – Я и сам не особенно люблю все эти огнестрельные штуки. – Он положил револьвер в ящик стола и со стуком закрыл его.

В комнату тихо вошел тот самый старый негр, который утром выпускал лису, и остановился на пороге. Обернувшись, Таунз спросил:

– Что, Уильям?

– Мы уже оседлали лошадь для мистера Хэллорана, – сказал он.

– Хорошо. Пойдемте, мой мальчик. Я вас провожу. На улице с юго-запада дул свежий ветерок. В воздухе пахло дождем. Ни луны, ни звезд не было видно: небо затянули облака. Стояла кромешная тьма, лишь в полосе бьющего из окон света можно было что-то разглядеть.

– Кажется, будет дождь, – посмотрел в темное небо Таунз. – Все еще хотите ехать?

– Да, – решительно ответил Глэдни.

Уильям молча протянул ему пончо. Поблагодарив, Глэдни приторочил пончо к седлу.

– В лесу будет темнее, чем в преисподней, – предупредил его Таунз.

– Мне нужно лишь отыскать заброшенную железнодорожную ветку и проехать по ней до конца. Так что, как бы темно ни было, я не собьюсь с пути.

– Проехав по этой дороге с милю-другую, вы упретесь в рельсы, – пояснил Таунз, указав на едва видневшуюся тропку, тянувшуюся позади дома в южном направлении. – Только не сворачивайте с дороги, пока не доберетесь до рельсов.

– Еще раз спасибо, – поблагодарил Глэдни и повернулся к лошади. Она показалась ему потолще и повыше той, на которой он ездил утром, и стоило Глэдни ухватиться за луку седла, чтобы вскочить на нее, как животное отпрянуло в сторону.

– Лобо бывает немного пуглив...

– Так его зовут Лобо? Неуклюжий? – испуганно спросил Глэдни.

– Имя еще ни о чем не говорит, – хмыкнул Таунз. – Поверьте мне, оно ему совершенно не подходит. Это хорошее животное и очень выносливое. Такое впечатление, что Лобо никогда не устает.

– Рад это слышать, – сухо заметил Глэдни.

Набрав побольше воздуха, он одним махом вскочил в седло. Почувствовав на своей спине тяжесть незнакомого человека, Лобо замер, приготовившись встать на дыбы, но передумал и закружил на месте.

– Лобо! – укоризненно воскликнул Таунз. – Будь хорошим мальчиком, успокойся!

Глэдни без особой уверенности потрепал лошадь по шее, однако Лобо, как ни странно, успокоился. С облегчением вздохнув, Глэдни взял вожжи.

– Удачи вам, мой мальчик, – напутствовал его Таунз.

Не отрывая взгляда от склоненной головы Лобо, Глэдни помахал рукой и пришпорил лошадь. Животное послушно пустилось вскачь по дороге, о которой говорил Таунз.

Все то время, пока Глэдни добирался до заброшенной железнодорожной ветки, дождь лил не переставая. Натянув поводья, чтобы остановить лошадь, Глэдни отвязал от седла пончо и надел его, стараясь двигаться как можно осторожнее, чтобы не напугать Лобо. Добравшись до железной дороги, он заставил лошадь взойти на насыпь и идти между рельсами.

Дождь припустил не на шутку. Это был даже не дождь, а самая настоящая гроза. Небо то и дело прорезали зигзагообразные молнии. Раздавались оглушительные, словно артиллерийская канонада, раскаты грома. Глэдни боялся, что Лобо испугается грома и молний, однако лошадь оставалась безучастна к разыгравшейся стихии.

Во время войны солдаты из отряда Глэдни всегда старались при грозе держаться подальше от железной дороги: ведь железные рельсы притягивают молнии, как заметил однажды сержант из его отряда, «быстрее, чем собака виляет хвостом».

И тем не менее Глэдни понимал, что у него нет выбора. Если он съедет на землю, то наверняка собьется с пути.

Похоже, Лобо инстинктивно чувствовал опасность, таящуюся в рельсах, потому что постоянно пытался с них сойти. Но Глэдни все время был настороже и не давал ему этого сделать. Между человеком и животным шла постоянная борьба, и Глэдни уже начал от этой борьбы уставать.

А дождь все лил и лил. Он стекал холодными струями по лицу Глэдни, заползал за складки его пончо, сердито барабанил по полотну железной дороги и по гнувшимся под яростным ветром деревьям. Яркие молнии вспарывали черное полотно неба, освещая все вокруг мертвенно-бледным светом. Вслед за сверканием молнии тотчас же раздавался пронзительный удар грома. Этот зловещий звук эхом прокатывался по долинам и постепенно затихал вдали.

Ребекка вся продрогла и промокла, но сильнее, чем холод и сырость, ее мучил страх. Ей было так страшно, что те неудобства, которые она сейчас испытывала, казались ей сущими пустяками. Дождь проникал сквозь щели и дыры утлой хибары, и по полу уже растеклась лужа. Тюфяк, на котором лежала Ребекка, был высотой около шести дюймов, а вода поднялась дюйма на два и пока что до Ребекки не доставала. Однако крыша была дырявой, и сверху лило немилосердно. Ребекка дрожала от холода и чувствовала себя совершенно несчастной.

– Мистер Мерси, пожалуйста, отпустите меня, – в очередной раз взмолилась она.

Но мистер Мерси по-прежнему не проронил ни слова. Он не шевелясь сидел у дальней стенки хибары на перевернутом ящике.

Мистер Мерси не стал насиловать Ребекку. Пока. Он смотрел на нее весь день до самого вечера своими мертвыми глазами, и у Ребекки от страха мурашки бежали по коже и к горлу подступала такая тошнота, что ей казалось, еще минута – и ее вывернет наизнанку.

Один раз мистер Мерси взял револьвер и, подойдя к Ребекке, принялся водить его стволом по всему ее телу. Холодная сталь касалась ее груди, сосков, медленно ползла по животу, да так и остановилась там. Ребекка закрыла глаза, опасаясь самого худшего, но спустя несколько секунд ствол револьвера оказался на бедрах, прошелся вниз по одной ноге, вверх по другой, снова по животу и, на сей раз не останавливаясь, по груди, по шее и замер прямо у Ребекки под носом. Мистер Мерси взвел курок, и Ребекка услышала леденящий душу лязг металла и увидела, как повернулся барабан. В отверстиях барабана виднелись серебристые пули. Ребекка похолодела от страха: одна из этих пуль только и ждала, чтобы мистер Мерси нажал на курок.

Ребекка закрыла глаза и быстро прочитала коротенькую молитву, сожалея о том, что других не знает, но надеясь, что Господь оценит пусть не количество, но качество. Наконец, вдоволь насладившись мучениями своей жертвы, мистер Мерси медленно вернул курок в исходное положение и, подойдя к своему ящику у стены, снова уселся на него.