Секреты соблазнения - Мишель Маркос Страница 8

До приезда в Шотландию.

Зоэ вошла в открытую дверь гостиной, откусывая яблоко. Ее рыжевато-каштановые волосы волной ниспадали на спину.

— Появилось солнце. Хочешь прокатиться верхом?

Больше всего Серена хотела писать. Именно из-за отсутствия такой возможности она так грустила. Однако ей вовсе не хотелось показаться совсем уж унылой.

— Конечно. Только предупреждаю, я не купила костюм для верховой езды. Пожалуйста, не ужасайся, когда увидишь меня.

Зоэ закатила хорошенькие карие глазки.

— Когда мы выедем из конюшни, будет совершенно не важно, какая на тебе одежда, будь ты хоть совсем без нее. Никто тебя не увидит.

Серена вяло улыбнулась и закрыла книгу, которую читала.

— Зоэ, я очень благодарна твоему отцу и мачехе за гостеприимство. Пребывание в форте Август действует успокаивающе. Но иногда я задаюсь вопросом: не одиноко ли тебе здесь? Неужели у тебя совсем нет возможности пообщаться, повеселиться в компании сверстников?

Зоэ села рядом с Сереной.

— Ну конечно, есть. Иногда я езжу в Дамфрис к сестре и ее мужу. Или мы гостим в Глазго у моих кузенов. Они только начали выходить в свет.

Серена прищурилась, стараясь получше сформулировать вопросы:

— Есть тут какие-то развлечения? Когда тебе не нужно добираться до них два дня, меняя лошадей? Приемы или балы хотя бы раз в неделю? Есть такое место, где много еды, развлечений и много-много людей? Где можно увидеть модно одетых леди и джентльменов и похвастать своими нарядами? Где собираются разные люди, говорят о разных интересных… или неинтересных вещах? Где шепчутся, делясь сплетнями и секретами, а затем передают их соседу? Есть что-то такое?

— Ну, осенью, — заговорила Зоэ, — когда мы вернемся в Йорк, мы организуем осенний бал для друзей.

— Осенью, — повторила Серена срывающимся голосом. — А чем же ты будешь занимаешься здесь, в Шотландии, все это бесконечное лето?

— Хм… ну, будет фестиваль в День святого Суизина в Инвергарри. Будет очень весело, придет много народу. Пройдут горские игры… жонглирование яблоками, метание шеста, катание пивных бочек. Весь фестиваль можно лакомиться сладостями. Если, конечно, его не отменят из-за восстания.

В следующем месяце? Серена разгладила невидимую складку на своем новом шелковом платье. Она не выдержит еще месяц без встреч и общения. То, что она вдали от будоражащей лондонской суеты, плохо само по себе, но ждать целый месяц сомнительного удовольствия от бросания яблок, метания шеста и купания в пиве — это просто невыносимо. С этим нужно что-то делать.

И немедленно.

— Это возмутительно!

Гиннейн Кинросс вскочил со своего места за столом переговоров, показав тем самым всю силу овладевшего им гнева.

Брэндуб Маккалоу задумчиво склонил голову и глубоко вздохнул:

— Не стоит демонстрировать эмоции за столом переговоров, Кинросс. Пусть этот человек продолжит свою речь.

Кинросс заворчал, но вернулся на место. В верхней комнате здания суда в Инвернессе было холодно, как в подвале, но напряжение, воцарившееся за столом, казалось, накалило атмосферу. Он рухнул на свое место, отчего нетронутое виски во всех четырех стаканах заколыхалось.

— Прости нам эту вспышку, посланник, — сказал Брэндуб. — Мы, шотландцы, просто не перевариваем несправедливость.

Эрлингтон Марш задумчиво посмотрел на Брэндуба Маккалоу. Он был самым младшим из участников переговоров, но в отличие от остальных наиболее хладнокровным. Его лицо не выражало никаких эмоций. Привлекательный мужчина с густыми темными волосами и умными синими глазами, мудрыми не по годам. Именно такого человека ожидаешь увидеть за столом переговоров в резиденции правительства во всем мире.

— Мне нечего прощать, джентльмены, — произнес Эрлингтон. — Мы собрались здесь по одной и той же причине — дабы мирно разрешить конфликтную ситуацию, возникшую между нашими народами. Что касается меня, я только и желаю сделать все возможное, дабы обеспечить справедливость для всех подданных короля.

— Даже сейчас? — саркастически поддел его Кинросс, едва глядя на Эрлингтона.

— Сдается мне, посланник, — начал Холлиард Скин, — что Шотландии жилось куда лучше, когда она не входила в число подданных короны.

Как и Эрлингтону, Скину было за пятьдесят, но складывалось впечатление, что каждый год своей жизни он провел в боях. Лицо пестрело белыми шрамами, а руку он прятал под сине-красно-зеленым клетчатым пледом, маскируя отсутствие кисти.

— С момента заключения актов об Унии шотландцев всегда воспринимали как людей второго сорта. Мы страдаем, как любая нация, правительство которой находится на большом расстоянии. Наши права и свободы отнимают одну за другой.

— Да, — подхватил Кинросс, кивая рыжей головой. — Вот и сейчас — еще больше налогов, никаких послаблений и никакой выгоды. Это возмутительно!

Эрлингтон привык иметь дело с политиками, людьми слова, с хорошо подвешенным языком. Но сейчас перед ним были не политики. Эти люди прямо выражали свои мысли и чувства. Тем не менее, эти трое шотландцев были влиятельными людьми, землевладельцами, обладавшими большим весом в обществе. И если они призовут к вооруженному восстанию, шотландцы пойдут за ними.

— Кинросс, я, разумеется, понимаю ваше недовольство новыми налогами. Парламент не рад не облагать людей новыми сборами. Но война с Наполеоном практически разорила правительство. Нам необходимо восстановиться, а это требует временного введения шестипенсового налога на зерно и другие продукты.

— Вы должны понимать, что не только Кинросс недоволен этим, посланник, — сказал Скин. — Из-за налогов люди голодают. Получается, что фермеры не могут позволить себе есть то, что выращивают. Если они не выплатят помещикам проценты по налогу, их вышвырнут с земли. Неужели парламент хочет уморить их до смерти?

— Вовсе нет, Скин. От войны пострадали все подданные короля без исключения. Англичан точно так же обложили налогами, как и шотландцев.

— Но англичанин зарабатывает больше шотландца, — тут же возразил тот. — И получает все привилегии, которые предполагает уплата налогов. Хорошие дороги, больше школ… Лучшее здание суда.

Он обвел рукой комнату, в которой они находились, и которая на вид была чуть комфортнее простого амбара.

— Да, — подтвердил Кинросс. — Если уж шотландцы платят налоги, то они должны приносить им пользу.

— И не забывайте, посланник, — продолжил молодой Брэндуб, — англичанин свободно может продавать свои товары на мировом рынке. А шотландцам запрещено делать это напрямую, а следовательно, и получать прибыль. Если я хочу продать свой скот в Германию, мне сперва надо продать его англичанам по их цене. Разве это справедливо?

Да, это несправедливо, но Эрлингтон не мог подтвердить это.