Секреты соблазнения - Мишель Маркос Страница 9

— Все это ценные замечания, и я даю слово, что обращу на них внимание парламента.

— Я скажу вам, что привлечет внимание парламента. Отказ платить налог.

Эрлингтон покачал головой:

— Это не выход, Кинросс. Это только ухудшит отношения между нашими странами.

— Что может быть хуже, чем вид матери, неспособной накормить своих детей? — ответил Кинросс.

— Никто не хочет этого, Скин. — Произнося эти слова, Эрлингтон почувствовал слабую боль в груди, и в его сердце просочился страх. Он ждал сокрушающей боли, которая предшествовала его последнему сердечному приступу, но, к счастью, все прошло. Он сделал глоток виски, чтобы успокоить нервы. — Король хочет мира, хочет облегчить страдания шотландцев. Я уполномочен установить минимальную фиксированную надбавку на домашний скот, продаваемый за пределами страны. С этого момента вы будете получать надбавку за каждую голову скота, доставленную в Лондон для торговли за границей.

— Налог, посланник, — напомнил Брэндуб, ударив по столу пальцем. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить налог.

Эрлингтон задумчиво кивнул.

— Налог на зерно должен быть установлен.

Брэндуб фыркнул.

— Видите, джентльмены? Что я вам говорил? Правительство умеет заставить две трети нации отдать все, что у них есть, в пользу одной трети.

Эрлингтон поднял голову.

— Это слова Вольтера, сэр.

— Да, — ответил молодой человек. — Он был великим реформистом.

— Реформистом? Я бы сказал, мятежником.

— Ну да, мятежником. Одним из тех, на чьих идеях взросла Французская революция. И американская. Возможно, шотландская революция станет следующей.

— Простите, мистер Маккалоу. Вы угрожаете нам гражданской войной?

— А что, если так? — поддержал Брэндуба Кинросс. — Именно этого и заслуживает ваш король.

— А чего заслуживают ваши люди? — спросил Эрлингтон. — Война с Наполеоном уже унесла слишком много жизней молодых боеспособных мужчин. Оставшиеся солдаты, если их так можно назвать, или слишком молоды, или слишком стары для битвы.

— Нет такого шотландца, который не может постоять за свою страну.

— А теперь вы лишите своих женщин, которые уже отдали своих мужей и старших сыновей на войну с Францией, отцов и младших сыновей? Будьте благоразумны, сэр. Шотландия и так уже много потеряла.

— И в этот момент ваш король угрожает забрать последнее, что у нас осталось, — парировал Брэндуб. Впервые на его лице появились хоть какие-то эмоции. И совсем не те, что хотелось бы увидеть Эрлингтону. — Вы хорошо говорите на языке дипломатии, посланник Марш. Но нас больше не успокоишь мягкими словами, за которыми стоят удары и цепи. Налога не будет. Мы не станем платить его.

— Подумайте, к чему вы призываете, Маккалоу. Это же измена.

— Не измена, сэр. Справедливость. — Брэндуб встал, все остальные тоже. — Передайте это своему молодому королю: Шотландия отвергает британского монарха как тирана. Наш народ будет биться до последнего вздоха за свою честь и права.

— Господа, — заговорил Эрлингтон своим самым спокойным тоном, — разве в интересах ваших людей быть втянутыми в революцию? Их перебьют драгуны. Разве мало вокруг несчастий? Пожалуйста, сядьте и давайте вместе подумаем, как быть.

— Больше никакой болтовни! Пришло время действовать!

Эрлингтон встал и посмотрел Брэндубу прямо в глаза.

— Ну тогда, раз уж вы переходите к действиям, подумайте вот над чем, Маккалоу. Вы не сможете победить. У вас недостаточно людей, денег и оружия.

На лице Брэндуба отразилась неприкрытая враждебность.

— Зато одно у нас есть точно, посланник, — друзья. Франция ненавидит Англию так же сильно, как и мы. Если они встанут вместе с жителями американских колоний против вас, они поддержат и нас в нашей борьбе с вами. А если против вас выступят американцы, французы, ирландцы и шотландцы, то уже вы, сэр, не сможете победить.

Эрлингтон медленно опустился на стул, его колени подогнулись.

— И вот за это-то, джентльмены, — сказал Кинросс, — я готов выпить.

Он взял в руки нетронутое виски и залпом осушил стакан. Остальные последовали его примеру и покинули комнату.

Эрлингтон сидел за столом, перед ним стояли три пустых стакана. У него в голове никак не укладывалось то, чем они сейчас ему угрожали. Шотландия, Америка, Франция… все сразу. Эти люди хотели не справедливости. И даже не революции.

Они хотели мировой войны.

В кабинете Копперлиф-Мэнора лорд Аски перечитывал письмо уже в шестой раз.

— Это ужасающе. — Радостные морщинки в уголках его глаз уступили место выражению беспокойства на лице. — Это просто за пределами всех правил чести и порядочности.

Лицо Эрлингтона было не намного спокойнее. Он провел последние двадцать лет за переговорами, а это означало необходимость всегда прятать свои истинные чувства. Но с таким он еще не сталкивался. Тревога нарушила его обычное спокойствие.

Много-много воинов

Запекли в пирог.

Королю шотландцы

Припасли урок.

Засвистели сабли

В тот же самый миг,

Как король устами

К пирогу приник.

Наш посол в конторе

Денежки считает.

Дочь его в салоне

Булки уплетает.

Но пока гуляет

В окруженье роз,

Патриот шотландец

Ей отрежет нос [5].

«Это предупреждение вам, посланник. Англия отрезает свой собственный нос и думает, что тем самым навредит другим. Будьте благоразумны, или вашу дочь постигнет та же участь!»

Эрлингтон прочитал эту угрозу уже раз сто, но каждый раз, когда он пытался ее проанализировать, его разум неизбежно возвращался к нависшей над Сереной опасности, вместо того чтобы попытаться вычислить автора послания.

— Что думаешь, Аски?

— Не знаю, что и сказать… Я потрясен. Я и не думал, что напряжение достигло такой силы, что люди станут прибегать к такого рода мерам. Мне стыдно за всех шотландцев. Одно можно сказать точно — хотел бы я встретить трусливых негодяев, которые замыслили столь гнусное злодеяние, лицом к лицу.

Эрлингтон опустил голову. Это послание достигло своей цели — вызвать эмоциональный отклик. И в нем, и в Аски. Но нельзя допустить паники. Он еще раз спокойно перечел письмо. Хоть это и было сложно, он не стал принимать его на свой личный счет. Оно адресовано не ему, а ведомству, которое он представляет. Кто бы ни оказался на его месте, он получил бы такое же или похожее послание. И все же было сложно игнорировать угрозу, ведь она адресована не ему, а его любимой дочери.