Остров любящей женщины - Наталья Труш Страница 8

— У меня тоже есть кот — Кешка. Я подобрал его на улице. Представляешь, сижу как-то в машине у лесопарка. Встреча у меня там была… да, так вот… Подъезжает машина, выходит из нее мужик, открывает багажник и достает из него кота. Издалека видно — кот толстый, ухоженный. Да и, судя по машинке, хозяева не бедствуют. Дама такая холеная сидит, указания через окно своему дражайшему дает: ты, говорит, его подальше в лес отнеси, за мостик, за речку.

Мужик кошака держит, а тот, видать, улицы никогда не видел, а тут в багажнике прокатился. В куртку мужику вцепился, боится. Он его в лес понес, а кот вырвался от него и под машину. Мужик палку взял, под машиной шарит. Баба психует, орет, мол, надо было в ветеринарку отнести. Ну, я понял, что избавиться они хотят от кота. Вышел. Подхожу к мужику и говорю: что, мол, переживаешь? Один черт, ему тут пропадать, так садись в машину да дави его, чтоб не мучался! Мужик посмотрел на меня. Наверно, испугался, потому что козлом поскакал, впрыгнул в иномарку, завелся. Кот от страха из-под машины выскочил и ко мне. Представляешь, как по дереву полез на руки. Я глажу его, а он дрожит весь. Пожалел я, что «папе» его не заехал в роговой отсек. Ну, говорю, Кешка, — я всегда думал, что если кошака заведу, то Кешкой назову, — ну, говорю, будешь жить у меня? Представляешь, он только что не говорил.

Я боялся, что он в машине испугается, после поездки в багажнике… А он спокойно сидел, только иногда мявкал, но я гладил его. Так до дома и доехали. Вот уж три года у меня живет…

— А с кем он сейчас? — спросила Катерина. — Ты уже много часов дома не был.

— С соседкой, — ответил Васильев, а сам подумал: «Если бы много часов!.. Я вообще забыл, когда последний раз был дома…»

В кармане у него зачирикал мобильник. Леха достал телефон и посмотрел на светящийся дисплей: Лера. Васильев сбросил звонок. Он почти увидел, как Лера с облегчением вздохнула: не отвечает, значит, не надо суетиться, не надо выгонять из теплой постельки сладкого мальчика Диму.

Васильев тоже вздохнул с облегчением, что не укрылось от Кати, но задавать вопросов она не стала. У каждого есть прошлое, и скелет в шкафу у каждого свой. И вообще… «Мы странно встретились…»

Васильев ее мысли как будто прочитал:

— Это все прошлое…

— А я ни о чем не спросила, — ответила ему Катерина.

— И не надо. Расскажи лучше о себе, — попросил Леха Васильев.

— Ты же обо мне все знаешь, — хитро прищурившись, сказала Катерина.

— Не все. Кое-что. — Леха подгорячил чай. — Знаю, что ты не замужем, что у тебя нет детей, что ты старше меня на целых пять лет. Знаю твое имя, отчество и фамилию. Знаю место работы. И все.

— Ну и этого много, если учесть тот факт, что я тебе ничего о себе не рассказывала. Как ты узнал? — спросила Катерина.

— Секрет фирмы! — Васильев почесал Наполеона за ухом. — У тебя ведь есть свои секреты? Ну, вот, а у меня — свои…

Ну да… У Катерины тоже были свои секреты. Например, она никогда никому не рассказывала о своем детстве. Даже подруги знали только то, что Катя росла в детском доме, а как и почему она там оказалась — они не спрашивали, а она сама не хотела говорить на эту тему. Слишком больно все это было вспоминать. Да и со временем многие детали стерлись.

Самое яркое воспоминание из детства — мама. Тихая и забитая. Когда они были с Катькой вдвоем, мама рисовала ей бумажную куклу: треугольник — туловище, из-под которого торчали тоненькие ножки-макаронины, треугольник — колпачок с кисточкой, как у Буратино. Глазки-запятые, носик — перевернутое двоеточие, и растянутый в улыбке рот до ушей. Катька аккуратно вырезала нарисованное чудище маникюрными ножницами и играла этой куклой до того момента, пока у нее не отрывались ручки-ножки. Тогда мама рисовала ей новую «Ларису» или «Свету» — Катьке очень нравились такие имена.

Настоящая кукла в Катькином детстве появилась лишь однажды: ее привез Катькин отец. Трудно сказать, что за разговор произошел тогда у родителей, но побыл отец у них дома совсем немного. Катька дичилась незнакомого мужчины, пряталась в угол, а коробку с куклой при нем даже не открыла. А вот когда он уехал, она достала подарок. Это была огромная, в розовом платье кукла, которая умела шагать, если ее вести за ручку, поворачивать головой и говорить. «Ма-а-а-а-ма!» плакала кукла, когда ее переворачивали вниз головой.

Поиграть с ней Катька не успела: вечером пьяный дядя Коля вырвал подарок у нее из рук, выскочил на улицу и со всей дури треснул куклу об угол дома. Катька потом собирала то, что осталось от красавицы, и горько плакала. Руки и ноги были живы, хоть и отвалились от туловища, а голова рассыпалась.

В общем, куклу Катя похоронила на пустыре за домом, оставила только плачущий механизм, который старательно выковыряла из кукольного живота. Теперь у нее было две игрушки: любимый целлулоидный слон, с болтающимися на ослабшей резинке ногами, и эта пищалка.

Когда дома не было дяди Коли, Катька играла с пищалкой. Она переворачивала механизм, и он плакал — «ма-а-а-а-а-ма!» Катька заворачивала пищалку в кусок старого байкового одеяла и нянчила сверток как ребенка.

Позже, в детском доме, Катька снова увидела такую куклу, но она не брала ее в руки ни разу. Во-первых, это была общая кукла — Ляля. Она неделями гостила в разных группах. Такое переходящее «знамя»! По итогам недели в детдоме определяли лучшую группу, и Ляля переселялась к тем ребятам, которые меньше капризничали, у которых было чище в комнате. Лялю сажали на почетное место и боролись всеми силами, чтобы она гостила в группе как можно дольше. Девочки мечтали поиграть с Лялей, но это было невозможно! Для игр были другие куклы, а эта практически работала в детском доме.

Катя к Ляле относилась с опаской: кукла у нее ассоциировалась с дядей Колей, который по пьянке убил сначала ее куклу, а потом и маму. Это его жуткие тараканьи усищи снились Катьке в ее кошмарных снах несколько лет. Потом боль притупилась, кошмары забылись, а усатых мужчин Катерина перестала бояться. Но, сталкиваясь с такими, отмечала про себя: «А вот этот тараканище нам не подходит категорически!»

Через год Катьку в детском доме нашел ее отец. Девочка шарахалась от него, так как этот человек принес в ее жизнь беду: куклу, взбесившую и без того сумасшедшего от вечной пьянки дядю Колю.

У отца была другая семья, в которой для Катьки не было места. Отец рвался меж двух огней — между Катькой и женой. Ночная кукушка перекуковала дневную, тем более что дневная была мала и не куковала вовсе.

Катьку отдали бабушке — отцовой матери, которая вдруг полюбила девочку больше всего на свете. И началась у Катьки хорошая жизнь. Не сказать, что очень богатая, но и не нищая. Отец покупал ей красивые платья и игрушки. Катька все это принимала, благодарила, но не любила. Наверно, потому, что знала, что каждая вещь, подаренная ей отцом, оплакана его женой или куплена им тайно, чтоб супруга не умирала от ревности и злости.

Бабушка научила Катьку всему на свете: печь пироги, варить студень и борщ, шить платья и юбки, вязать носки и кофточки. Она без устали вкладывала в нее знания житейские. Катька знала все, что нужно знать хорошей хозяйке.