Остров - Жанна Бочманова Страница 8

Как врач и обещала, Ванька родился в срок и здоровый. Копия дедушки – и глазки под насупленными бровками и крепко сжатые губки и та же молчаливая сосредоточенность во время еды. А уж как папа внуку радовался, и не передать. Хотя в последнее время какой-то он невеселый был. Поперечная складка еще сильнее обозначилась на лбу, под глазами тени залегли.

– Ничо, доча, – отмахивался он, – это все работа. Работы много, а людей мало, – отшучивался он, – я за всех: и швец, и жнец, и на дуде игрец.

Сын стал отдушиной и спасением, вечные хлопоты почти не оставляли времени для других мыслей. Юля нарадоваться не могла, какой смышленый ребенок у нее растет. «Наша порода, Шадринская, – уверял отец, – ее никакими хилыми интеллигентами не испортишь!» – кидал он камень в Костиных родителей.

* * *

В начале сентября за неделю до Ваниного четвертого дня рождения папа приехал внезапно. Хотя всегда обычно предупреждал о визите заранее. Обнял дочь, подкинул Ваню к потолку, сел за стол на крохотной кухне, сделал пару глотков из кружки с горячим чаем, а потом выложил из тертой дерматиновой рабочей папки прозрачный файл с документами и связку ключей.

– Вот, доча, квартира вам, – тихо сказал Петр. – Уж не обессудьте, ежели не угодил, но жить с мальцом по чужим углам не дело.

– Квартира? – не поняла Юля. – Откуда? Ты купил ее? – Взяв в руки документы, стала вчитываться в текст.

Шадрин промолчал и только лоб потер.

– Это ж сколько денег! Папа, откуда? Как ты смог? – у нее аж в глазах потемнело.

– Это доча, не твоя забота, не дороже денег, – Петр прошелся по крохотной комнатке. Он знал, что покупка вызовет вопросы, потому и сделал все сам, не спрашивая дочь с зятем ни о чем. Купил и купил. А дареному коню в зубы не смотрят.

– Не дороже денег? – еле слышно прошептала Юля. – А я тебе не дороже? Я как жить должна? Вот с таким лицом? Мы на операцию накопить не можем – все на аренду, да на кредит уходит. А ты квартиру купил… Толку мне с нее! Какая разница, где от людей прятаться – здесь или еще где!

Петр отвернулся, закусив губу. Опять она про операцию, он-то думал, прошло уже все. Ну что еще девке надо? Муж есть, сын, квартира – живи и радуйся! А она…

– Опять ты за свое! – не выдержал он. – Хочешь под нож? На кладбище не терпится? Сына сиротой оставить? Дура, девка!

– Папа! – из глаз у нее брызнули слезы. – Лучше на кладбище, чем с такой рожей людей пугать!

– Ну как знаешь! – Петр в сердцах стукнул ладонью по столу. – А я тебе все сказал. Ключи на столе. Живите. Или не живите. А я поехал.

Дверь хлопнула, и Юля прижала руки к горлу. Жалко папу до слез и себя жалко и Ваньку. Через минут пятнадцать дверь хлопнула еще раз, это Костя пришел с работы.

– Ничего себе! – сказал он, просмотрев документы. – Вот так сюрприз! И что ты горюешь?

Она только рукой махнула, оглядела убогую обстановку: диван с лоснящейся обивкой, игрушки, громоздящиеся на полу, стол, заваленный бельем, ожидающим глажки, ноутбук, приткнувшийся на подоконнике. Да, тесно. И дорого. И наверное, папа прав. Но, боже мой, как она несчастна! Неужели не сможет она никогда сама распоряжаться своей жизнью?

Переехали быстро, благо вещей-то немного. Ну а там новые заботы: мебель, ремонт, всякие мелочи бытовые. Хоть и хлопотно, а приятно: все же свое, родное. С папой она помирилась, конечно, но червячок обиды остался, свернулся клубочком и периодически кусал ее истонченную израненную душу.

* * *

Через три месяца, как в новую квартиру переехали, из поселка позвонила тетя Нина. И по голосу ее глухому и напряженному поняла Юля, что вот оно – непоправимое и страшное, что один раз в жизнь ее пришло со смертью мамы, потом с аварией этой – никуда не делось, так и ждало чем бы еще ее добить. Она слушала и не понимала слов. Папа погиб. Ушел на зайца и не вернулся. Искали его пару дней, и нашли тело с огнестрелом в груди. Юля слушала рыдания тети в трубке, а сама медленно оседала на пол. Как погиб? Кто? Папа? Не может быть!

Она долго билась в истерике, пока не вспомнила про Ваню. Малыш сидел за диваном и с испугом смотрел на нее огромными серыми глазищами. Юля прижала его к себе и прикусила губу, чтобы не завыть в голос.

На похороны Юля ехала одна, Костя в командировку какую-то очередную отправился, не смог отказаться, а Ваню Юля со свекровью оставила, не хотела, чтобы он мертвого дедушку видел.

Много на похоронах болтали о странной гибели участкового. И причина смерти – неосторожное обращение с оружием – тоже странная: Шадрин – опытный охотник, не мог он чистить ружье и не разрядить его. Но дело закрыли и все. Народ поболтал и разошелся.

Там же выяснилось, что дом папа оставил по завещанию сестре жены. Юля решению такому не удивилась: у тети Нины двое сыновей, оба женились к тому времени, так что дом Шадриных им, и правда, пригодился. А Юле, зачем дом в Новгородской? Вряд ли она там жить будет: в лучшем случае только на лето приезжать. А дом дело такое – ему уход постоянный нужен.

Костя плечами пожал, но высказался в том духе, что лишних денег не бывает, продали бы, вот тебе и нужная сумма на операцию. Юля тогда впервые не сдержалась, вспылила – и так папа им квартиру купил, мало ему, что ли? Костя тоже вспылил, потом, конечно, помирились, но все стало как-то зыбко в Юлиной жизни. Будто рухнула стена, за которой она укрывалась от непогоды и где всегда тепло и сытно. А теперь и поехать некуда, даже просто на выходные из города выбраться, отвлечься, и Ванечке там хорошо было – свежий воздух, молоко парное, летом ягоды, осенью яблоки свои, душистые.

Нина, конечно, сказала: «Ты к нам приезжай почаще, ты ж моя девочка». Юля головой покивала, но поняла, что приехать в свой дом, где теперь другие люди живут, пусть даже и родственники, не сможет. Когда-нибудь потом, наверное, но сейчас – нет.

Но и совсем без наследства папа Юлю не оставил – машина, не новый, но еще крепкий «Опель», досталась ей да счет в Сбербанке на триста тысяч рублей. Юля и за это была благодарна – она все еще мечтала накопить на операцию.

* * *

Зима выдалась мягкой, а в феврале, как водится, замело, заснежило и вдруг резко распогодилось. Март принял солнечную эстафету, с каждым днем приближая начало настоящей, некалендарной весны. Ошалевшие от радости воробьи заглушали ором уличный шум. Юля распахнула балконную дверь проветрить квартиру, озноб проворно взбежал по ее плечам, шее, скользнул по лопаткам вниз до самого копчика. Она если и спорила с мужем, то единственно из-за наглухо задраенных форточек. Тот мерз даже летом, по ночам зарываясь в одеяло по самую макушку. Юля всегда спала под тоненьким байковым покрывалом. Костя еще в среду уехал в командировку, сказал в Москву. Юля, как всегда, молча позавидовала.

Конечно, ей никто не мешал выходить из дома, или поехать куда-нибудь, но она не хотела. Да, ей доводилось общаться с мамочками на детской площадке. Им, одуревшим от скуки, было все равно с кем и о чем болтать, но этим все и ограничивалось, а на более близкое знакомство Юля и сама не напрашивалась. Если бы не семья, совсем пропасть. Юля посмотрела на фото за стеклянной дверцей книжного шкафа – Ванька, еще безволосый, улыбка во весь беззубый рот, ушки лопоухие торчат. Давно ли грудничком был, а вот уже и четыре, через полгода пять исполнится.