Дикий цветок - Лейла Мичем Страница 87

Но никогда прежде Сайлас не видел во снах, чтобы угрозы матери принимали реальные образы. Этой ночью мать вперила указующий перст во что-то, сокрытое высокими стеблями хлопчатника, растущего на полях Сомерсета. Видишь! — закричала она. — Я же говорила, что твоя земля проклята! И Сайлас увидел тело Томаса, лежащее среди ровных рядов хлопчатника в цвету.

На этот раз, несмотря на доводы рассудка и свою всегдашнюю осторожность, мужчина выпалил:

— Джессика! Ты веришь в проклятия?

Немедленного ответа не последовало. Сайлас повернул голову и устремил затуманенный взгляд на жену. Его встревожил собственный эмоциональный всплеск и многозначительное молчание Джессики. Помнит ли она свои слова, когда они увидели неподвижно лежащее тело Джошуа? Не растревожил ли он в ней угольков, которые тихо тлели все эти годы под слоем пепла?

— Я верю в то, что проклятие — это всего лишь отсутствие природного благословения, — сказала Джессика. — Все равно что наступает сезон дождей, а дождя-то нет.

«Все равно что женщина, рожденная стать замечательной матерью, не может выносить ребенка», — подумалось Сайласу.

— Ты не считаешь, что проклятие насылает Бог за прошлые грехи? — спросил он.

Сайлас надеялся, что жена отмахнется от его вопроса как от несусветной чуши. Он не знал, верит ли она в божественный дух. Джессика посещала церковь потому, что Сайлас считал это приличным. Она ничего не имела против того, чтобы его сыновей учили христианской вере, которой они, выросши, могли бы строго придерживаться или нет, но сама Джессика особым религиозным пылом не отличалась. Сайлас никогда не слышал, чтобы жена взывала к Богу, даже в минуты величайшего отчаяния, или читала Библию. От внимания мужа не укрылось, что Библия короля Якова, на которую легла рука Джессики во время венчания, ни разу не снималась с полки, на которую ее поставили.

— Я никогда об этом не задумывалась, — сказала Джессика.

Женщина крепко обняла мужа и положила свою голову ему на голую грудь.

— Расскажи мне об этих снах, любимый. Я уверена, что они имеют какое-то отношение к проклятию.

Любимый… В голосе женщины звучали нежность и утешение. Она готова была его выслушать и понять. Сайлас удивился, почувствовав, что из глаз его текут слезы. Джессика изредка называла сына «дорогушей», но муж мог бы пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда жена обращалась к нему самому с простыми словами любви и признательности. Джессика, в отличие от Камиллы, Бесс и, Боже избави, Стефани Дэвис, не относилась к тому типу женщин, которые то и дело усыпают свою речь нежными словечками. Именно поэтому любая нежность из ее уст очень ценилась Сайласом. Почувствовав облегчение, он поцеловал жену в макушку. Осмелится ли он рассказать Джессике о «проклятии» матери, которое преследует его с тех пор, как первое семя упало в почву Сомерсета? Следует ли ему рассказать о кардинальном решении, которое должно устранить самый большой страх его жизни… их жизней?

Принимать решение одному не годится.

— Моя мама предрекла, что на Сомерсет падет проклятие за ту жертву, которую я принес ради своего тщеславия, ради того, чтобы стать владельцем собственной плантации, — принялся объяснять Сайлас. — Я не придал ее словам никакого значения. Я решил, что имею дело с разозленной, разочарованной женщиной, которая хотела бы видеть в невестках совсем другую девушку. Но потом случился тот выкидыш. Ребенок, зачатый в страсти и радости, так и не появился на свет. После рождения Томаса у тебя снова был выкидыш, а потом… Ты уже не могла забеременеть. И когда мы потеряли Джошуа…

Джессика беспокойно заерзала в его руках. Муж крепче сжал ее в своих объятиях, помешав отстраниться в приступе душевной боли.

— Ты мне тогда сказала: «Сайлас! Мы прокляты». Ты помнишь?

Кивком головы она подтвердила правдивость его слов.

— После этого я стал думать, а не прокляты ли мы на самом деле. Я и моя ни в чем не повинная жена наказаны за ту сделку, которую я заключил с дьяволом в Южной Каролине, за то оскорбление и душевную рану, которую я нанес Летти, за эгоистичную и злонамеренную торговлю, которую я вел ради владения землею.

Джессика лежала без движения. Сайлас подумал, что жена может превратно истолковать его слова. А почему бы нет? Мужчина приподнял ее голову за подбородок и взглянул ей в глаза.

— Я ни секунды не жалел о том, что женился на тебе, Джессика. Скажи мне, ты ведь тоже, да?

Женщина высвободилась из его объятий, поправила подушки у себя в изголовье и села, опершись на них спиною.

— Да, я тоже, Сайлас. К чему ты мне все это говоришь?

— Я не думаю, что с проклятием покончено, — без обиняков высказался муж. — Я боюсь, что рок нанесет нам последний удар.

Мужчина отбросил одеяло и встал с кровати. На нем были одни подштанники.

— Мадам не против, если я закурю? — спросил он, облачаясь в халат.

— Нет, не против, если вместе с дымом из твоей головы выветрится вся эта глупость, — сказала Джессика.

Сайлас раскурил манильскую сигару и глубоко вобрал в легкие дым.

— Ты считаешь это глупостью, Джессика?

— Сайлас Толивер! — бросив сердитый взгляд на мужа, повысила голос Джессика. — Я разум потеряла от горя, когда погиб Джошуа. В тот момент мне казалось, что мы прокляты из-за того, что не в состоянии сохранить жизнь нашим детям. Но позже я поняла, что все это капризы природы. Смерть Джошуа была несчастным случаем, вполне естественным, когда имеешь дело с любознательным, склонным к приключениям двенадцатилетним мальчиком. Будем благодарны тому, что у нас есть здоровый, умный и энергичный сын. Он станет хорошим хозяином Сомерсета. Единственная наша забота — чтобы с ним ничего плохого не случилось.

— Вот именно! — Сайлас взмахнул зажатой в руке сигарой. — Безопасность нашего сына! Единственное, чего мы оба желаем, — сохранение жизни нашему мальчику. Его жизнь — самое важное на свете, куда важнее благоденствия Сомерсета.

Джессика повернулась к мужу в профиль. Она не могла спокойно его слушать.

— К чему ты ведешь, Сайлас?

Мужчина положил дымящуюся сигару в пепельницу. Вернувшись к кровати, он уселся подле жены. Джессика невольно отстранилась. Сомнения в здравости его рассудка читались в ее темных глазах.

— Что, если… из-за моей одержимости Сомерсетом проклятие падет и на Томаса? — спросил Сайлас. — Что, если Господь Бог в качестве последнего наказания за ту сделку, что я заключил с твоим отцом, вознамерился лишить мою плантацию наследника?

Джессика в знак упрека шлепнула мужа по руке.

— Это просто смехотворно! — воскликнула она. — Абсурдно! Если… если Томас и погибнет, то так называемое проклятие не будет иметь к этому никакого отношения. Виноватыми будут глупцы, развязавшие войну!

— Но чтобы наверняка… Я… Джессика, я… — голос мужчины осип. — Я думаю о том, чтобы избавиться от Сомерсета… продать плантацию. Надо сделать так, чтобы проклятие не настигло Томаса, сделать все что угодно, лишь бы он вернулся домой живым.