Пуговицы и кружева - Пенелопа Скай Страница 9

– Не доводите до греха, – сказала женщина, снимая палец с кнопки. – Я все же не такая сволочь, как они. Не хотелось бы делать вам больно.

«Нет, ты такая же уродина, как и самый гнусный из этих пидаров!»

– Просто делайте то, что вам говорят, и не мешайте мне. – Она приблизилась и начала разглядывать меня. – Если не станете кочевряжиться, все будет хорошо. Чем красивее вы станете, тем больше шансов найти себе хорошего хозяина.

– Хорошего хозяина?

– Именно. Такого, который будет осыпать вас золотом, возить по самым дорогим местам… в общем, будет выполнять любое ваше желание.

– А я взамен должна раздвигать ноги.

– Ну, как по мне, так бывают варианты и похуже, – пожала плечами женщина.

– А… так вы никогда не были в рабстве.

– Как же, была… Я и сейчас… Но он просто замечательный мужчина. Скажу вам откровенно, я его действительно люблю.

В ее глазах я не увидела ни стыда, ни страдания. А ведь только что она показалась мне нормальной. Но нет, психопатка, как есть. Да кто же сможет полюбить своего хозяина? Кто сможет простить того, кто сделал тебя рабыней? Да будь ты в своем уме, тебе никогда и в голову не придет выражать благодарность своему мучителю.

В тот вечер продавалось десять женщин.

Зал был уставлен столиками, на каждом из которых мерцало пламя свечей. За столами сидели мужчины в масках, дабы скрыть свои лица от соседей. Впрочем, в помещении было так темно, что соблюдать инкогнито особо не требовалось.

Между столами сновали официантки, увитые вместо одежды черными ремнями. Мужчины совали им за резинку стрингов купюры и провожали легкими шлепками по задницам.

Да какого же хера я тут делаю?

Выставленные на продажу выглядели просто потрясающе, словно модели или телезвезды. Почти у всех тряслись поджилки; девушки ломали пальцы и вообще выглядели очень испуганными. Только одна смотрела прямо и гордо, будто всю жизнь готовилась к этому аукциону.

Хреновая, в общем, была атмосфера.

Меня обрядили в короткое платье цвета розового шампанского. Вырез кололся, а талия оказалась слишком узка. На шею мне повесили жемчужное ожерелье, а волосы завили в причудливые кудряшки. Последний раз я так одевалась на выпускном вечере в институте.

Тем временем торговля продолжалась. Девушек становилось все меньше. Причем за каждую платили от миллиона и больше.

Миллион за тело.

Безумие.

Неужели рабы стоят так дорого?

Неужели у кого-нибудь найдется такая сумма за меня? И он выложит миллион за мою жизнь?

Как же все это гнусно!

Когда подошла моя очередь, я вышла на сцену и приготовилась встретить свою судьбу. Аукционер перечислил мои достоинства. Интересно, что он запоет, если ошибется?

Я вовсе не покорная. Я буду драться до последнего, пока не выйду на свободу или погибну. Не собираюсь я удовлетворять чьи-то сексуальные пристрастия! И ему с каждым днем придется все труднее и труднее справляться со мной. Я буду самой худшей рабыней из тех, что рождались на свет! И ему придется спать вполглаза, чтобы остаться в живых!

– Вздорная, жестокосердная, неуживчивая… – аукционист продолжал перечень моих недостатков. – Воинственна до крайности.

В зале раздались одобрительный гул и приветственный свист.

Да что это значит? Хорошее? Плохое?

А если никто не согласится купить меня, может быть, меня отпустят на все четыре стороны? Или просто убьют?

– Двое половых партнеров, – читал по списку аукционист. – Инженер по образованию. Сексуальный опыт невелик.

Да, я не девственница. Но кое-какой опыт у меня тоже есть. Впрочем, стоило ли тут спорить?

– Объявляйте вашу цену! – произнес наконец аукционист, сходя с подиума.

Ставки медленно поползли вверх. Один, уже успевший купить девушку, тоже принял участие в соревновании, отчего мне стало совсем омерзительно. Ему чего, одной рабыни мало?

Сумма приблизилась к миллиону.

Срань господня!

Ценник все рос и рос. Возбуждение в зале нарастало. Видно, кто-то собирался разориться на моих страданиях. Цена превысила сумму, необходимую человеку для жизни, а мне, видимо, придется выплачивать этот долг до самой смерти.

Наконец я не вытерпела:

– Гребанные извращенцы!

Мне стало глубоко пофигу, изобьют ли меня: я все же человек, а со мной обращаются, как со скотиной.

Один из торговавших меня стал из-за стола и сказал:

– Три миллиона.

Остальные ошарашенно обернулись к нему.

Перебить эту ставку никто так и не решился.

Победитель ухмыльнулся:

– Три миллиона долларов за вздорную манду!

Аукционист треснул своим молотком:

– Три миллиона платит джентльмен в черном! Поздравляю. Красотка ваша!

Словно подозреваемую в совершении преступления, меня заковали в наручники и усадили на заднее сиденье черной машины с тонированными стеклами. Жемчужное ожерелье и платье все еще были на мне. Каблуки травмировали ноги, но я предчувствовала, что совсем скоро мне станет совсем худо.

За руль сел водитель и замер в ожидании владельца автомобиля. Лица его я не запомнила, да и особого желания на то не испытывала. Как только он хвастливо объявил о своей победе, я поняла, что это конченая мразь.

Он не отпустит меня и не сжалится, даже если я буду ползать перед ним на коленях.

Дай-то бог, чтоб я ошиблась.

Он не был похож на злодея. Он не был похож на мужчину, который будет тратить на меня кучу денег, покупая дорогие наряды, чтобы показать меня своим друзьям. Но от него исходило чистое зло.

Чистое зло.

Наконец он уселся рядом со мной, не потрудившись пристегнуть ремень безопасности. На нем все еще оставалась маска, так что разглядеть его лицо я не смогла.

Я смотрела строго вперед, чувствуя стянутые наручниками запястья. Если бы мне удалось вытянуть руки вперед, я придушила б водителя – пусть даже ценой наших жизней. А лучше б было, если бы они сдохли, а я осталась живой.

Ага, мечтать не вредно.

Машина рванулась с места и скоро затерялась в потоке других автомобилей. Автомобиль был совсем небольшим; мы пробирались через узкие улицы по встречной полосе. Я не могла представить, в какой стране нахожусь, но точно была уверена, что в Европе.

После того как мы проехали около мили, мой хозяин стянул с себя маску. У него оказались чистые голубые глаза, сверкавшие, словно в них отражались звезды. На мгновение его взгляд казался чистым и невинным, но стоило ему моргнуть, как я ощутила исходящую от него дикую злобу. Он воззрился на меня, словно охотник на жертву. В самом воздухе чувствовалось напряжение, а в самой глубине моего сердца зародилось нехорошее предчувствие.