Белые яблоки - Джонатан Кэрролл Страница 9

И тут он вспомнил недавно прочитанную статью о перевоплощении. У эксперта в данной области спросили, почему, если реинкарнация и впрямь существует, никто из нас ничего не помнит о своих прошлых жизнях? Пробежав глазами ответ специалиста, Этрих, как он теперь вспомнил, расхохотался – этому типу явно не занимать было находчивости и остроумия. Вот что он сказал: «Помилуйте, я успел позабыть, что ел позавчера за обедом, а вы хотите, чтобы я помнил подробности своей жизни в Древнем Египте!»

При воспоминании об этом Этрих улыбнулся. Взгляд его, скользнув по поверхности стола, остановился на письме от Изабеллы, из Австрии. Он было протянул к нему руку, но тут вдруг заметил ритмичное мигание лампочки автоответчика. Кто-то звонил в его отсутствие и оставил сообщение. Он перегнулся влево и нажал на кнопку.

– Винсент, это Бруно Манн. Нам надо поговорить. Сам знаешь о чем. Мой номер сто тридцать три семьдесят восемь девяносто восемь. Позвони как можно скорей.

Этрих так резко выпрямился на стуле, что голова его невольно откинулась назад и по всей длине шейных мышц разлилась тупая боль. То, что номер телефона, продиктованный Бруно, был в точности таким же, как его собственный – 133-7898, – потрясло его едва ли не больше, чем собственно звонок именно того человека, с которым он сам так жаждал поговорить.

Без всяких на то причин он наловчился набирать телефонные номера, нажимая на кнопки клавиатуры большим пальцем. На эту его повадку все обращали внимание. Женщины находили ее забавной и милой. Но сейчас ему было не до кокетства. Щелкая кнопками, он не мог унять дрожь в руках и из-за этого сбился.

– Черт!

Впервые за долгие годы он пустил в ход указательный палец, чтобы сосредоточенно набрать свой собственный номер. В трубке, к глубокому его разочарованию, прозвучали короткие гудки.

– С кем, черт возьми, может беседовать мертвец? – Пробормотав это, он тотчас же вспомнил, что и сам подпадает под данное определение, и скорчил гримасу.

В течение двух следующих минут он трижды повторял попытку дозвониться до Бруно, но всякий раз линия оказывалась занята. Чувствуя, что еще немного – и он окончательно сойдет с ума, Этрих решил хоть ненадолго отвлечься. Он схватил со стола письмо Изабеллы и стал его перечитывать.

«Я должна срочно написать тебе, Винсент, о чем-то необыкновенно важном. Отголосок чувства, жест, звук, воспоминание, видение… Памятник из потемневшего камня на городском кладбище, стая птиц, парящая в вышине над крышей гостиницы. Отец со слабоумным сыном, которых мы когда-то видели в ресторане. Аромат поцелуя, ритм секса, твои вспотевшие ладони, слезы на моей щеке, запах кофе, наполняющий зрительный зал на представлении «Аиды» [2]. Облака пара, в которые превращается дыхание зимним вечером. Всегда, всегда мне нужно немедленно донести до тебя суть всего этого, Винсент. Потому что ты – неотъемлемая часть меня, потому что ты мой, потому что ты поймешь. Потому что ты наполнил мою жизнь и заставил меня повернуться к ней лицом. И еще по бесконечному множеству причин. Слава богу, что ты есть.

Я вот о чем хочу тебя попросить. Когда ты сам пожелаешь – пусть даже через много лет, не важно, – напиши мне письмо… Собственной рукой, своим почерком… Расскажи о том, что я значу для тебя и какой ты меня видишь, о том, что ты для меня значишь и кто такие мы оба. Чтобы как-нибудь однажды, когда я больше не смогу нежиться в ванной, письмо это стало бы для меня живительной влагой».

Восхитительная, возвышенная Изабелла Нойкор. На три четверти – само совершенство, на четверть – осколки стекла. Но он готов был сколько угодно топтаться взад-вперед по этим осколкам босыми ногами, да что там, он бы их глотал, лишь бы только заполучить ее. Они познакомились в Вене, Этрих был командирован туда, потому что его компания подрядилась организовать рекламу венского кинофестиваля. Он бегло говорил по-немецки. И искренне полагал, что она – та единственная женщина, с которой он желал бы связать жизнь, которой мог бы довольствоваться до конца своих дней. Но она неизменно противилась заключению такого союза. Несколько лет кряду он пытался ее уговорить, и бывало, что она отвечала согласием, говорила, да, я готова, отдай мне свою жизнь, а я отдам тебе свою. Но потом что-то заставляло ее отшатнуться от него – через минуту после произнесения этих слов или в последнюю минуту перед решительным шагом. И она тотчас же исчезала в другую страну, а иногда – в объятия другого мужчины. И посылала Этриху письма, сообщая, что наконец вполне счастлива, что навсегда сохранит к нему привязанность и…

Но рано или поздно он получал от нее письмо, подобное этому, и тогда… тогда его сердцу становилось тесно в груди и он чувствовал себя ребенком, проснувшимся рождественским утром. Однажды он написал на листке бумаги своим красивым почерком любимую им цитату и преподнес ей. «В другом полушарии – звезды другие, но мы по-прежнему верны друг другу».

И тут по спине у него пробежал холодок: вспомнились слова Коко о том, что он якобы возвратился к жизни в то мгновение, когда увидел ее в витрине магазина. Не означало ли это, что Изабелла на самом деле существовала лишь в его воображении? Неужто память о ней, как и все в его жизни, – не более чем мрачная иллюзия?

Но поразмыслить об этом он не успел – раздалась резкая трель телефона. Он поспешно схватил трубку и, едва не поперхнувшись, крикнул: «Алло!»

– Винсент, это Бруно.

– Слава богу!

Помолчав немного, Бруно спросил:

– Ты уверен, что Он существует? Я-то вряд ли смог бы точно сформулировать, что о Нем думаю.

– Ближе к делу.

– Ты ведь умер, а, Винсент? Я ходил на твои похороны. Ты болел, а после умер, верно? Знаешь, у меня что-то неладное творится с памятью. Когда я увидел тебя сегодня в ресторане, то чуть не описался. Я ведь был на твоих похоронах. И навещал тебя в больнице Святого Юлиана. Цветы принес!

Этрих взял ручку и, прижав телефонную трубку плечом к уху, записал на обороте письма Изабеллы: «Больница Святого Юлиана».

– Все верно, Бруно, но я ничего этого не помню. Ничего. И должен узнавать о своей жизни от других. Я ей сперва не поверил, но она представила доказательства. И сумела меня убедить, что все это правда.

– Точно! Точно! Со мной было абсолютно так же! Ну и где мы встречаемся? Можешь сейчас со мной увидеться? У меня просто ум за разум заходит. Ничего не изменилось, Винсент. Я умер и воскрес, но все осталось как прежде. И я ничего не могу вспомнить, кроме того, о чем он мне рассказал там, в ресторане.

Этрих нахмурился. Перед его мысленным взором возникла Коко, разговаривавшая с Бруно за столиком в «Акумаре».

– Ты это о ком?

– Брандт. Тот, с кем ты сидел в ресторане. Эдвард Брандт.

– Я там был с женщиной, Бруно. Я тебя с ней познакомил. Ее зовут Коко Хэллис.