Лунные пряхи - Мэри Стюарт Страница 9

Я видела, что он колеблется, не сводя глаз с еды. И добавила:

— Я в любом случае собираюсь поесть. Знаешь, вообще-то тебе совсем не обязательно меня дальше провожать. Я и сама не пропаду.

Он нервно огляделся по сторонам.

— Здесь мы не можем оставаться, слишком открытая местность. Там, наверху, есть одно местечко. Нам оттуда будет все видно, а мы — никому. Оттуда видна и хижина, и дорожка, ведущая к ней. Пойдем.

Он перебросил через плечо мою сумку, отошел в сторону от заводи и начал карабкаться наверх по скалам, к тому самому месту, где я впервые его заметила. Один раз он вдруг остановился, напряженно огляделся вокруг, свободная рука его скользнула к рукоятке ножа — жест этот уже становился мне знакомым. Куртки на нем не было, и деревянная рукоятка, отполированная от частого употребления, пиратски торчала из кожаных ножен, крепящихся на ремне его брюк.

Затем он резко дернул головой:

— Пошли.

Я заколебалась, потом решительно отвела взгляд от этой страшной полированной рукоятки и вслед за ним стала взбираться по головокружительной козьей тропке, отходящей от родника.

Выбранное им место представляло собой широкий уступ, расположенный несколько выше небольшой площадки, на которой стояла хижина. Едва ли можно было придумать лучшее укрытие, позволяющее одновременно вести наблюдение. Уступ этот достигал в ширину около десяти футов, край его слегка возвышался, так что снизу нас увидеть было невозможно. Как, впрочем, и сверху — над нами нависал выступ в скале, служивший к тому же и защитой от непогоды. А сзади нас вертикальная трещина в скале предоставляла еще более основательное укрытие и неплохое местечко, чтобы спрятаться. Заросли можжевельника наполовину заслоняли трещину, да и весь уступ, как и склон горы, густо порос благоуханными кустами. Тропинку, ведущую наверх, скрывали спутавшиеся ветви жимолости и раскинувшиеся во все стороны серебристые ветви дикого фигового дерева.

Отыскав укромное местечко в глубине уступа, я опустилась на землю. Ламбис растянулся во весь рост неподалеку от края, пристально вглядываясь в скалистые просторы под нами. С этой высоты мне был виден большой участок моря. Отражавшиеся от воды блики резали глаза. Казалось, море далеко-далеко.

Мы поделили между собой имевшиеся запасы. Ламбис, забыв обо всех отговорках, с жадностью накинулся на еду. На меня он не смотрел. Лежал, опершись на локоть и ни на миг не сводя глаз со склона горы под нами. Я молча наблюдала за ним и, когда наконец увидела, как он глубоко и удовлетворенно вздохнул и полез в карман за сигаретой, тихо заговорила.

— Ламбис, кто стрелял в Марка?

От неожиданности он даже подскочил и резко обернулся. Лицо его мгновенно приняло сердитое выражение.

— Меня, конечно, это не касается, — кротко продолжала я, — но из твоих слов совершенно ясно, что вы ждете от них, кто бы они там ни были, очередного покушения на него, поэтому оба и прячетесь. Все это прекрасно, но не вечно же вы там торчать будете. У тебя должно бы хватить ума сообразить это.

— Думаешь, я этого не понимаю?

— Ну и когда же ты собираешься отправиться — если не за помощью, то хотя бы за продуктами?

— Разве не понятно, что я не могу его оставить?

— Ясно, что перетаскивать его никуда нельзя и оставить тоже нельзя, но, судя по всему, если ему не помочь в ближайшее время, состояние его ухудшится. Давай говорить прямо: он даже может умереть. Если не от раны, так от истощения и отсутствия должного ухода. Ты сказал, что он целую ночь провел под открытым небом. От этого ведь умирают: шок, пневмония, да бог знает что еще, — разве тебе не известно?

Ответа не последовало. Ламбис раскуривал сигарету, в мою сторону не глядел, но, по крайней мере, и не делал попытки уйти или поторопить меня, чтобы шла своей дорогой.

Я отрывисто произнесла:

— Вы ведь приплыли сюда на лодке, да? Она принадлежала тебе?

При этих словах он так резко вскинул голову, что горящая спичка выскользнула из его руки и упала среди сухих иголок можжевельника. Он машинально помахал ладонью, разгоняя крошечную спираль голубого дыма. Если он и обжегся, то виду не подал. Глаза его не мигая смотрели на меня.

— На… лодке?

Ну да, на лодке. Я слышала, как ты что-то там говорил Марку о «каике». — Я улыбнулась. — Господи боже мой, уж в таком-то объеме кто угодно понимает по-гречески. К тому же Марк соврал насчет того, как вы сюда добрались. Никакое шоссе с востока сюда не идет, на самом деле через эту часть Крита проходит всего одно шоссе, и, если бы вы добирались по нему, вам ни к чему было бы задавать мне столько вопросов о том, как дойти до деревни. Если бы Марка не лихорадило, он бы сообразил, что я распознаю такую глупую ложь. Итак? Приплыть сюда на яхте, подвозящей продукты из Ханьи, вы не могли, потому что она швартуется в Агиос-Георгиос, и в таком случае вы опять же знали бы дорогу туда. Так это была твоя лодка?

Последовала пауза, а затем:

— Да, моя.

— И где она теперь?

Последовала еще более долгая пауза. Потом он неохотно махнул рукой в направлении невидимой отсюда части побережья, скрытой от нас скалами, куда-то на восток:

— Вон там.

— Ага. Полагаю, на борту у тебя есть какие-то припасы — одеяла, продукты, медикаменты?

— Ну а если и есть?

— В таком случае их надо доставить сюда, — спокойно заметила я.

— Но как? — Произнес он это со злостью, но по крайней мере, подумала я, он меня хоть слушает. Его прежнее недоверие ко мне прошло, возможно даже, он почти готов отнестись ко мне как к возможному союзнику. — Ты можешь не найти яхту. Добираться туда нелегко. И небезопасно к тому же.

Итак, он уже согласен принять мою помощь. Немного помолчав, я медленно проговорила:

— Знаешь, Ламбис, думаю, лучше бы ты все мне рассказал об этом… деле. Да погоди ты, послушай! Знаю, что ты мне не доверяешь по-настоящему, да и с чего бы? Но до сих пор ты был вынужден мне доверять, да и дальше придется опять же положиться на меня, когда я наконец отправлюсь вниз, в деревню. Так почему бы не довериться мне чуть больше? Почему бы не воспользоваться тем, что по воле случая я проходила мимо? Не исключено, что мне не удастся много для вас сделать, но хоть чем-нибудь помогу… и обещаю, что буду очень осторожна. Не стану лезть куда не следует, но ведь совершенно очевидно: я наделаю меньше ошибок, если буду знать, в чем тут суть.

Он не сводил с меня пристального взгляда темных глаз. Выражение их прочесть было невозможно, но, во всяком случае, в линии его рта не сквозила холодная враждебность. Казалось, он пребывал в нерешительности.

Я сказала:

— Кое-что я вроде бы поняла. Марка подстрелил человек из Агиос-Георгиос?

— Мы не знаем. Не знаем, кто это сделал.

Я раздраженно бросила: