Сто дней до Потопа - Юлия Вознесенская

Но как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого: ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, — так будет и в пришествие Сына Человеческого.

(Мф. 24:37–39)

На восходе солнца Сим, первенец Ноя, сидел на бревне возле самой воды и разглядывал крупную жемчужину, подрагивающую на его ладони. Он раздумывал: сделать из нее украшение для Лии или просто отдать отцу? А может, подарить ее Динке? Динка оценит.

Жемчужину эту он нашел еще вчера, проходя утром вдоль полосы морского мусора, оставленного отливом. Она лежала в песочной ямке между гниющими черными водорослями, обломками тростника и пустыми раковинами, и если бы не блеснувший на ее боку отсвет восходящего солнца, Сим мог ее и не заметить, пройти мимо этой чудесной маленькой игрушки природы.

Длинная волна беззвучно приблизилась к самым его ногам, замерла на миг и тихо откатилась, оставив на берегу тонкий кружевной след, такой же длинный, как она сама.

Небо над головой Сима, похожее на внутренность исполинской жемчужницы, уже потеряло свои бледно розовые краски, и на востоке сквозь перламутр небес бледно-желтым пятном светило солнце.

Отец как-то говорил, что после Потопа солнце начнет светить людям прямо с открытого неба, а не сквозь небесную водяную толщу. Сами небеса тогда станут голубыми, а не серыми, как сейчас, а солнце будет огненного цвета. Жаль только, говорил отец, что тогда уже никто, кроме орлов, не отважится смотреть на него прямым взглядом — людям придется беречь глаза. От благодатного светила, дарующего тепло и свет, и вдруг беречься? Это казалось странным, даже нелепым, но так говорил отец, а ему сказал Создатель.

Ной еще добавил, что не только дневное небо, но и ночное станет другим: кроме одинокой луны по ночам на небе будут видны и другие светила, называемые «звездами», и этих «звезд» на небе появится неисчислимое множество. А сама луна будет видна так четко, что можно будет разглядеть ее края, сейчас едва угадываемые в тумане. А еще на ней станут различимы лунные долины и горы. Вообразить такое чудо совершенно невозможно, остается только ждать! А ждать осталось совсем недолго, всего сто дней. Слушая с увлечением рассказы отца о будущем небосводе и вообще о земле после Потопа, часто хотелось воскликнуть: «Такого просто не может быть!», но в семье Ноя знали: именно так все и будет, потому что так говорит отец, а ему это еще раньше рассказал Творец.

Серая гладь моря тоже переливалась жемчугом, отражая низкий купол неба, подсвеченный солнцем с той стороны небесной водяной тверди. Сим долго просидел на своем бревне, погрузившись в раздумья; море все это время постепенно отступало, и теперь даже самые резвые и озорные волны уже не касались его босых ног, а отходили с каждой откатной волной все дальше и дальше — отлив продолжался.

Стояла глубокая и теплая тишина, оттеняемая лишь едва слышным шелестом оседавших на сушу и на воду капель небесной влаги, глазом почти неразличимых, но постоянных и обильных. Как же премудро было устроено Творцом, что влага, испаряясь с поверхности рек и морей, собиралась на небе плотным слоем и разглаживалась воздушными потоками, распределяясь по всему небосводу, и только после этого равномерно осыпалась на землю. А иначе как бы всем растениям земли досталось влаги поровну? У одних, растущих возле водоемов, ее было бы в преизбытке, а другим и вовсе не хватило бы.

Так, размышляя о том, о сем, Сим все смотрел и смотрел на жемчужину, похожую на яйцо какой-то неизвестной, не учтенной в Списке птицы.

Вот и наш земной мир похож на яйцо-жемчужину, думал он. Мы находимся внутри него, под скорлупой неба, и живем на поверхности плотного желтка — самой земли; а воздух, в котором мы существуем, похож на мутноватый питательный белок. Яйцо наше огромно, внутри него живут тьмы растений, животных и многие-многие тысячи людей, но мир за пределами нашего яйца еще огромней. Там есть и другие планеты, пригодные для жизни, но Господь избрал для людей одну только вот эту планету, называемую Землей. Скоро уже скорлупа расколется, и человечество вылупится из яйца. Все будет новое. И люди будут дивиться этому новому и привыкать к нему. Если вылупятся живыми… Отец говорит, а ему сказал Творец, что человечество опасно больно и не выживет в новом мире, если не успеет покаяться и измениться в этом. Человек должен вернуться в свое естественное состояние. И не только люди больны, но и животные, и растения, и вода — весь земной мир болен из-за непослушания человека Богу! И чтобы омыть, очистить землю, понадобится Потоп. А спасутся немногие. Из животных и растений для новой жизни пригодны только те, на которые указал Творец. Вот для этого отбора и существует Список.

Зато из людей спастись в Ковчеге могут все, кто только пожелает, сколько бы их ни было. Лишним не будет ни один человек! Но войти в Ковчег можно только через покаяние: тот, кто не признает себя больным, излечиться не может. Так говорит отец, а ему сказал Творец.

Каждый вечер Ной восходит на особое возвышенное место неподалеку от берега и говорит проповедь людям, призывая их подумать о своих грехах и предлагая всем покаявшимся место в Ковчеге. Но каяться пока еще никто не захотел. Даже те, кто помогает им строить Ковчег, не вняли проповеди Ноя! Никто за все сто двадцать лет… А к холму последние годы уже никто не приходит: ни для того, чтобы послушать проповедь Ноя, ни даже чтобы посмеяться над ним. Но еще оставалась Динка…

Сим встал, перешагнул бревно и сел спиной к морю и Ковчегу, а лицом к прибрежным дюнам и утесам. На самой крупной из каменных громад возвышался Динкин «Ковчег». Нет, вовсе не в насмешку она дала такое название своей гостинице, и братья зря на нее обижаются! Просто жизнь научила ее быстро соображать там, где она видела выгоду. А в те годы, когда она строила свою гостиницу на утесе — вон том, с плоской вершиной и пологим спуском в сторону города, люди целыми толпами приходили и приезжали на побережье специально для того, чтобы послушать Ноя. Вот она и назвала свою гостиницу «Ковчегом» и не прогадала: из всех гостиниц побережья туристы предпочитали именно эту, а привлекало их как раз ее название. «Это лучшая моя реклама!» — говорила Динка. Она еще выстроила на крыше павильон-ресторан, очертаниями сходный с настоящим Ковчегом. Деревянные «борта» из досок достигали уровня столиков, а выше шли ряды красных тисовых столбов, которые Динка нахально выдавала за гоферовые. На столбах-колоннах лежал навес из прозрачного пластика, покрытого папоротниковыми листьями. На крыше задерживалась влага, огромные папоротниковые вайи начинали гнить, их приходилось часто менять, чтобы в павильоне-ресторане всегда был уютный зеленый свет. Но у хитрой хозяйки «Ковчега» все было предусмотрено: папоротниковая роща росла как раз за скалой, и Динкииы работники нещадно ее обдирали. Посетителям правился и зеленоватый свет на крыше, и то, что они могли, сидя за столиками, наблюдать за строительством Ковчега на берегу. Впрочем, все это он знал со слов Динки, а сам он на скалу никогда не поднимался, хотя она и приглашала, и уговаривала, и заманивала…