Кремлевские призраки - Игорь Харичев Страница 10

– Я вас прекрасно помню, – вяло проговорил Воропаев.

– У меня настоятельная необходимость срочно встретиться с вами по чрезвычайно важному делу. Я бы не хотел говорить о нем по телефону.

Это было ой как некстати. «Императора еще не хватало, – с тоской подумал Воропаев. – Мало мне Сталина».

– Вынужден вас огорчить, но в ближайшие два дня я очень занят.

Проситель не унимался:

– Поверьте, я у вас много времени не отниму. Очень серьезное дело.

Воропаев подумал, что все равно работа над справкой не движется, и сказал:

– Если очень серьезное дело, приходите. Я закажу пропуск.

Через полчаса он возник в кабинете Воропаева, изящно присел на стул, поставил на колени портфельчик.

«Боже, – мелькнуло у Воропаева. – Опять набил его бумагами и готов ими засыпать меня». Надо было изворачиваться.

– Скажите, как насчет комиссии по захоронению останков царской семьи? – взгляд Славского был полон прощающей непосредственности.

– Такая комиссия уже работает. Но вас в ее составе нет. Поймите, слишком неожиданно ваше появление. Вам еще предстоит доказать свои права.

– Необходимые документы я представлю. В Екатеринбурге удалось кое-что найти. Но я бы не рекомендовал президенту затягивать с моим признанием. Сейчас, когда ситуация в стране обостряется, ему важно опереться на реальные силы. Я в состоянии помочь. Не забывайте, что я – главнокомандующий всех казачьих войск.

– Боюсь, что казаки еще не учитывают этого.

– Скоро учтут, – поспешно сказал Славский. – Я готов гарантировать стабильность в России. Но президенту надо как можно скорее признать мои права. И вы обязаны в этом по содействовать.

– Я его потороплю. – Воропаев хранил серьезность. – Только вы прежде представьте обещанные документы.

– Да, конечно. Вы мне не верите? Мысленно приделайте мне бороду. Приделайте. – Славский повернул голову и гордо поднял ее, демонстрируя будто бы венценосный профиль. – Вылитый Николай Второй.

– Верю. Но документы все-таки представьте. Очень вас прошу.

– Хорошо, – величественно согласился Славский. – Не хотелось бы только, чтобы формализм помешал нам спасти Россию. – Он поднялся. – Помните, мы с вами в ответе за Россию.

Едва за ним закрылась дверь, Воропаев удивленно уставился на стол: «Как, на этот раз ни одной бумажки? Зачем же он приносил портфельчик?»

Воропаев взялся за почту. Первое же письмо грозило осчастливить всех, живущих на Земле. «Воплотилась заветная мечта человечества. Долгожданное решение проблемы получения бесплатной энергии в наших руках, хотя после многовековых неудач официальная мировая наука отстаивает ошибочную позицию якобы невозможности достижения этой насущной цели… Прошу мировое сообщество принять Дар Божий… Открытие является собственностью автора. Отчисления от прибыли за его использование составят…» Воропаев рассмеялся: Божий Дар и отчисления от прибыли! Похоже, автор уподоблял себя Господу. И при этом собирался брать отчисления за собственный дар. Другие письма таили просьбы. Граждане и общественные организации обращались к президенту по самым разным поводам – дать помещения, навести порядок, наказать виновного, отстоять права. Подобная почта удручала Воропаева. Читая такие письма, он с неодолимой тоской ощущал, сколь запущена Россия, сколь беззащитны люди, живущие в ней.

Не до писем было ему в тот день. Волновали последствия обнародования указа. А еще – предстоящая встреча со Сталиным. Почему именно он, Воропаев, попал в эту историю? Случайность? Или нет? Что и когда он сделал такого, что отозвалось сейчас? То, что ходил с отцом хоронить Сталина? По рассказам отца, он чудом остался жив. Когда у Театрального проезда началась убийственная давка, милиционер смилостивился, нарушил приказ, позволил майору – пехотинцу с двухлетним ребенком пролезть через кабину одного из студебекеров, перегородивших проезд. И в чем виноват отец, ушедший в сорок первом с четвертого курса математического факультета МГУ на фронт, прошедший войну от взводного «Ваньки» до командира батальона, если он действительно поднимал с именем Сталина солдат в атаку, когда было совсем худо, если он, как и миллионы других, верил, что гений Сталина одержал победу? Может быть в том, что лишь после смерти Отца народов он начал понимать правду? Когда узнал, что невиновен был расстрелянный в сорок девятом брат. Когда начали возвращаться оставшиеся в живых, перенесшие ад лагерей… Где она, грань, отделяющая правду от неправды? Вину от невиновности?

Резкий стук, и дверь отворилась. Бойко прозвучало: «Привет». Это был Женька Токарев, балагур, любитель выпивки и женщин. Он уверенно расположился напротив. Быстрые черные глаза беспрестанно метались.

– Женя, прости, у меня срочная работа, – сказал Воропаев.

– Я ненадолго. Как думаешь, что будет, если коммунисты победят? Закроют они всякие общественные организации, благотворительные фонды?

– Закроют, – не долго думая, отвечал Воропаев.

– Да? – Глаза у Токарева стали грустными. – А с нами что будет?

– Посадят.

– Шутишь?

– Какие шутки. Надо быть готовым к тому, что скоро мы с тобой на Колыме окажемся. – Воропаев не был уверен, что в случае победы коммунистов посадят каждого, кто работал в Кремле, но ему хотелось попугать коллегу. Он сам не знал, почему.

– Так, может, последние деньки гуляем на свободе? – Голос поблек. – А благотворительные фонды, говоришь, закроют.

«Дались ему эти фонды», – без всякого раздражения подумал Воропаев.

Токарев помолчал и вдруг оживился.

– Ты не знаешь, какой-то ключевой указ готовится? Шеф решился на разгон съезда?

Воропаев состроил хитрую физиономию.

– В восемь вечера смотри телевизор.

– А что будет?

– Увидишь.

– Ну, скажи.

– Не мешай работать.

Токарев смотрел на него с великой досадой.

Когда он вышел, Воропаев опять принялся размышлять над тем, что последует за появлением указа. Беспорядки? Вновь поднимется брат на брата? И уже ходят по улицам люди, которым предназначено умереть? Во имя чего?.. А справка для Сталина? Это помешательство? Или дух его витает здесь как раз в роковые моменты истории? Лишь поэтому встреча стала возможной?

Воропаев отодвинул в сторону стопку писем и раскрыл записную книжку. Он так давно не звонил своему школьному другу Льву Павловскому, что забыл номер телефона.

Через пятнадцать минут он, задумчиво посмотрев на кремлевские соборы, сел в машину. «Съездим в Чертаново, – сказал он водителю. – Но по пути коньячку надо купить». «Сделаем, Анатолий Вадимович», – невозмутимо ответил водитель.

– Признавайся, – сказал Павловский, – ты ведь ко мне приехал не случайно. Что-нибудь стряслось? Здоровье беспокоит?