Гибрид - Игорь Беляев Страница 10

А сам дядя Леня совсем не веселый. Он воевал на войне за красных. И у него были красные галифе. Из занавески.

Дядя Леня тогда служил ординарцем у главного маршала. И даже нашел этому маршалу жену.

Только об этом говорят в доме шепотом.

Чтобы я не услышал.

Теперь он самый большой кожаный начальник.

И ездит на машине. С шофером.

Маме он сегодня подарил пальто. Кожаное с ремнем.

Мама посмотрела в зеркало и ахнула.

Вот сами посмотрите: это мама примеряется перед зеркалом.

И улыбается.

Она давно так не улыбалась. Потому что у нее все время болит сердце. А в пальто моя мама еще красивее! Правда?

Дядя Леня говорит, что скоро и мне ребятское кожаное пальто сварганит. Точь-в-точь такое. Может, даже коричневое.

Только он сам понятия не имеет, что будет завтра.

Один раз шел мокрый снег. Прямо с утра. Это из окна видно. Невооруженным глазом. Хочешь — во двор смотри. А хочешь — на улицу. Где трамвай ходит.

Я обрадовался. Когда снег мокрый, можно лепить бабу.

Но мы пошли на улицу не сразу. Нюре нужно было повозиться дома.

Нюра — моя няня в Сокольниках. Она приехала сюда из деревни. Потому что в деревне можно сдохнуть. Там денег не платят. И все работают за «здорово живешь», то есть задаром.

Тут она живет, канешно, не с нами. В Сокольниках у нас одна комната. И на кухне спать нельзя. Потому что соседи. Нюра спит у себя в углу. А к нам приходит утром, когда мама бежит на свою работу.

Нюра убирается, моет пол, стирает в корыте.

Но главное — она со мной гуляет.

Готовит Нюра тяп-ляп, как у них в деревне.

Бабушка научила Нюру делать котлеты. Нюра никогда раньше котлеты не делала, потому что у них там мясорубки нет.

И рояля Нюра никогда не видела, пока к нам не приехала. У них там в деревне ни у кого рояля нет.

Нюре рояль очень понравился.

— Как ето у вас — так пальчики бегают? — это она маму все время спрашивает.

— Деревяшка, а поёть!

В деревне у Нюры есть свой ребенок. Только я не знаю — мальчик или девочка. Нюра про своего ребенка не рассказывает. Я просто слышал, как бабушка сказала под большим секретом.

Вечером Нюра садится на кухне и пишет письмо.

Я про это знаю, потому что Нюра забирает мой карандаш. А читает она «по словам».

Мама говорит, что с Нюрой нам зверски повезло. Она такая чистюля и ничего не ворует. Это большая удача. У других няни — все время воруют. А Нюра только приехала в город и не успела испортиться.

Из деревни все хотят переехать в Москву. Но у них денег нет. И жить негде. А еще им паспорт не дают. Как будто они еще дети.

Дворничиха на Никицкой сказала:

— Разные тут в Москву набежали. Одних «ивреев» сколько. Вон все квартиры порасхватали. Шли бы они куда на фиг!

При чем тут это?

Нюра у нас не «иврей». Это я уже спрашивал.

Сегодня я взял лопатку, и мы пошли во двор лепить снежную бабу.

В нашем дворе пожарная каланча и милиция.

На каланче ходит пожарник. Снизу он такой маленький и в тулупе. Наверху пол-Москвы видно, но холодно. Даже летом.

А внизу гуляет минцонер с наганом. Мильтон по-нашему.

Раньше я его боялся, а теперь ни капельки.

Потому что наша Нюра со всеми минцонерами крутит «шуры-муры». Как сказала бабушка. У нее кровь с молоком. Она из-за этого не мерзнет. Никогда.

И все мильтоны — самые лучшие Нюрины знакомые.

Теперь и я для них — тоже хороший знакомый.

Один раз, когда Нюра крутила с мильтоном на посту «шуры-муры», он вынул из кобуры свой наган и показал мне. Только руками я его не трогал. Потому что наган — это не игрушка.

Сегодня Нюра не стала крутить «шуры-муры».

Как только мы вышли во двор, к нам подкатил какой-то тип.

Он позвал Нюру на пару слов, а мне сказал:

— Гуляй, мальчик, гуляй.

Мне он почему-то сразу не понравился. Вылитый шпион.

А Нюра испугалась и пошла с ним на пару слов.

Вот я тут делаю свою бабу. Одному делать бабу скучно. Там этот шпион пристает к Нюре. И показывает пальцем на наши окна. На втором этаже.

А пальцем показывать нельзя. Это очень некрасиво.

«Дурной тон» — говорит папина бабушка.

Я, канешно, потихонечку стал к ним подкрадываться. Просто так.

А этот тип как рявкнет — собака такая!

— Кому сказано! Гуляй, мальчик!

Когда я уже совсем замерз, шпион дал Нюре бумажку и ушел.

Нюра сказала:

— Пошли скорей домой. А бабу твою завтра сделаем.

Дома Нюра раздела меня и села на табуретовку.

Она так и сидела без электричества. Пока не пришла мама.

А когда мама пришла, они спрятались от меня на кухне. И опять я не знаю, о чем они там долго шептались. Только потом Нюра плакала и говорила, что она не хочет за нами подсматривать.

Я вышел на кухню.

Мама гладила Нюру по голове и успокаивала:

— Ничего страшного. Чему быть, того не миновать. Давайте будем пить чай. Я сегодня купила «Наполеон». Как знала!

А «Наполеон» — мое любимое пирожное.

Нюра давно ушла. В свой угол.

Мама играет своего Рахманинова.

Я лежу под роялем и думаю: «Когда я совсем вырасту, Нюра уговорит пожарника. Он возьмет меня с собой на каланчу. И я тоже увижу сразу пол-Москвы».

Из Чимкента бабушка приехала веселая. И никакая это не «тьмутаракань»! Она сказала, что дедушку скоро отпустят. Может быть даже, на Рождество.

Рождество — это когда в доме елка. А под елкой — подарки.

В Сокольниках Рождества не бывает. Рождество — только на Никицкой. У бабушки.

А в Сокольниках — Новый год. И то без елки.

Потому что игрушек нет. И возиться не хочется. Все равно Дед Мороз не придет, пока папа в командировке.

Папин дедушка говорит, что Дед Мороз — это предрассудок. Его люди выдумали, чтобы пьянствовать.

Он сам никогда не пьянствует и подарков никому не дарит. Потому что у дедушки нет денег. Совсем.

На Новый год к нам пришел дядя Леня с тетей Ирой. Хлопнули шампанским и стали кричать: