Отель "Гонолулу" - Пол Теру Страница 10

О том, как Пуамана провела ночь в «Хилтоне» с президентом Кеннеди, Бадди рассказал мне уже после того, как родилась Роз. Для Пуаманы он был обычным хаоле, белым с материка, да еще и с больной спиной. Только он мог стать отцом Милочки, но Милочка не знала этого, не сообразил и Спарки Леммо, организовавший ту встречу. Знал только Бадди, а теперь и я.

— Этого бы не случилось, если б парочка в номере 509 так не шумела, занимаясь любовью, — оправдывался я.

— Нет там никакой парочки, — возразил Бадди. — Только этот ублюдок Роланд Миранда, плотник. Устроил себе в моей гостинице мастерскую и отказывается съезжать.

Роланд Миранда трудится за верстаком, вздыхает наждак, пила вскрикивает, словно раскачивающаяся кровать. Он живет в номере 509, там же работает, почти не выходит. Еще одна ставка Бадди, на сей раз — неудачная, о которой лучше не вспоминать. Как-то раз Бадди затеял ремонт, работу проводил Миранда. Когда настало время платить, Бадди проявил редкую изобретательность. Старый Миранда немало потрудился, нанял еще четырех человек и проработал полгода. Счета росли, а Бадди спокойно выжидал и в день выплаты сказал:

— Есть предложение.

Он предложил Миранде на выбор: деньги или номер в гостинице пожизненно.

Миранда предпочел комнату. Бадди это устраивало, сделка казалась выгодной: старик имел собственное жилье, у него было полно работы, когда ему пользоваться комнатой? А Миранда взял и продал дом с мастерской, оставил себе только инструменты и с ними переселился в отель «Гонолулу». Какое будущее ожидало его в противном случае? «Аркадия», дом престарелых возле школы Пунаху, битком набитый старичьем, где пахло дважды прокрученным через мясорубку фаршем, студнем, смертью. Миранда был одинок, еду заказывал в номер, к себе никого не пускал. Забытый всеми постоялец — не личность, а источник соблазнительных звуков.

Визг его пилы я принял за всхлипы влюбленных. Другие постояльцы жаловались на беспокойных детей, брошенных без присмотра эгоистами-родителями, или же им казалось, что там глухой старик бестолково выдвигает и задвигает ящики. Знавшие Миранду полагали, что он переоборудует комнату по своему вкусу. «Когда же он закончит?» — недоумевали они. Со временем стало ясно, что Бадди прогадал: Миранда продержался в гостинице дольше большинства служащих. Бадди уже имени его слышать не хотел. В журнале регистрации против номера 509 значилось: «Занято. Постоянный жилец. Не обслуживать». Горничные к нему не заглядывали.

Прошло четыре года после переезда. Миранда все плотничал. Гости порой жаловались, но Миранда к шести, самое позднее к половине седьмого вечера складывал свои инструменты, так что придраться было не к чему. Что же он там такое мастерил?

Я принял эти звуки за прелюдию любовной игры и пик страсти, и эта догадка была не хуже прочих: «там что-то чинят», «ссорятся», «дети бегают», — и она помогла мне сблизиться с Милочкой.

— Так-таки никто к нему и не заходил? — спрашивал я.

— Он никого не впускает, — пояснил Бадди. И добавил с тоской: — Кабы я знал, что он столько проживет…

Бадди пытался выкупить номер, предлагал Миранде всю сумму, которую был ему должен, сто тысяч долларов, но Миранда отказался наотрез. Всякий раз, заговаривая о своем нежеланном госте — а заговаривал Бадди редко, — он мрачно повторял одно и то же: «Если б я мог от него избавиться!»

Все дело было в шуме. Плохо для гостиницы, жаловался Бадди. Не то чтобы громкий, но странный такой шум. Должно быть, наждак, но похоже, будто с кого-то шкуру сдирают.

— Или будто кровать ходуном ходит под влюбленной парочкой, — вставил я.

— Ого! Воображение работает!

Я понял, что выдал себя.

— Наверное, мастерит что-то, — предположил я.

— Конечно, мастерит. Материей сверху прикрывает. Покрывало я видел — в щелочку. Он никогда не поднимает жалюзи. Когда Кавика мыл окна, говорил, Миранда делает каноэ. Это было в самом начале. Может, до сих пор его делает.

— Так долго? Почему?

— Терпеть не могу, когда люди задают вопросы, ответы на которые я и сам бы хотел знать, — огрызнулся Бадди.

И все-таки Миранда трудился не впустую. Этажом ниже, поддавшись очарованию этих полных страсти звуков, мы с Милочкой занялись любовью и зачали дитя. Теперь мы стали семьей, у нас росла дочь. Я начал все сначала: полка книг, счет в местном банке, новая кредитка, водительские права, действительные на Гавайях, — другая жизнь, тесный круг забот, новые надежды.

— Вы ей дедушка? — спросила меня медсестра в Королевской больнице, куда я привел Роз на прививку.

Сам по себе постоялец-невидимка не такая уж диковина, говорил Бадди. За эти годы у него бывали и другие склонные к уединению гости. В номере 1110 проживала старуха из Канады, Мелва Джин Макхорн. Приезжала из Калгари перед Рождеством и оставалась до марта. Выходила так редко, что однажды, наткнувшись на нее в холле, я спросил, чем могу помочь, приняв ее за вновь прибывшую. У нее было «сезонное нервное расстройство», как она говорила. Некоторые жильцы выходили только по ночам.

— Ко всему привыкаешь, — говорил Бадди.

У него были постояльцы куда причудливее Роланда Миранды. Любой суровый старик, решительно, не поворачивая головы, пересекавший холл, мог оказаться Мирандой. Я прекратил расспросы.

Но легкое постукивание — так-так-так — по-прежнему напоминало мне токование влюбленных. Этот насыщенный, телесный звук говорил, что вся работа делается по старинке — никаких электрических инструментов с их пронзительным воем, только стук и скрип, все еще будоражившие меня.

— Смахивает на «гавайский сундук», — сказал мне новый мойщик окон. Меня распирало от любопытства, хотелось знать все детали. — На двух козлах стоит.

— Прямо в комнате?

— А что тут такого?

Служащим гостиницы не нравилось, что я лезу в дела Миранды. Пусть-де занимается чем хочет. Их тешило, что Миранда, их соплеменник, перехитрил и Бадди, и хаоле с материка, всех перехитрил.

Я мог забыть о Миранде, только уйдя из комнаты 409, где волей-неволей все время напряженно прислушивался. Я стал вселять в этот номер гостей. Они или жаловались на шум, или многозначительно усмехались. Кого-то эти звуки вдохновляли на любовные подвиги. Выходит, и меня Миранда обставил. Делать нечего — разве что оставить его в покое, записать в число прочих персонажей отеля «Гонолулу». Иногда мне приходило в голову, что Миранда обзавелся любовницей и я не ошибся в значении этих звуков: там, наверху, двое занимались любовью, молодая женщина вновь и вновь заводила утомленный мотор старика.

— Новобрачные снова взялись за свое, — сказал мне очередной гость, Эд Фигленд из Солнечной долины в Калифорнии. Он снял на две недели номер вместе с супругой. Лорэн, его жена, с каждым днем выглядела все более изнуренной, уставая от небывало настойчивых домогательств мужа. Похоже, не только на меня так действовали звуки из номера 509.