Очень простое открытие. Как превращать возможности в проблемы - Владимир Гуриев Страница 10

ваше эго — это не вы. вы — охуенный, и смелый, и хорошо переносите холод. скажите себе об этом. вы — больше чем эго, которого, как учат нас индусы, вообще нет. но нам удобнее исходить из того, что оно все-таки есть, но пользы от него в этом контексте как от пылинки на глазу.

итак, первое правило очень простое и звучит так.

говорите охуенным людям, что они охуенные, — в те моменты, когда их охуенность зашкаливает или у вас хорошее настроение.

в этом месте пытливый читатель, наверное, спросит, зачем это все.

у меня, если честно, нет ответа. по большому счету, низачем. но вот представь, что ты идешь с бесконечной краюхой хлеба в руке, а навстречу тебе человек с голодными глазами. тут нет вопроса зачем. тут есть вопрос почему. потому что у тебя дохуя хлеба, а человек, может быть, голоден.

потому что это охуенно — говорить охуенным людям, что они охуенные, вот зачем.

потому что им почти никто об этом не говорит.

потому что многие охуенные люди даже не знают о том, какие они охуенные.

весь мир кормит детей в сомали, а про умирающих от эмоционального голода охуенных людей все забыли.

исполнение первого правила не принесет вам никакой пользы, но принесет радость.

вот зачем.

во втором правиле я не уверен. точнее, лично мне кажется, что в идеале оно должно быть симметричным — и говну нужно говорить, что оно говно.

но тут вот какая штука. во-первых, я одно время так и поступал, и никакой особенной радости мне это не принесло. во-вторых, если бы говно просто обижалось и уходило, это было бы полбеды, но зачастую оно остается и пытается тебя переубедить.

в общем, жизнь течет слишком быстро, чтобы спорить с людьми, которые мне не нравятся. поэтому у второго правила очень мягкая формулировка. мы просто время от времени говорим людям, над которыми эго взяло верх, что они причиняют нам неудобство.

не нужно ругать и лечить. не нужно переубеждать. не нужно объяснять. если человек стоит на твоем пути, не имеет смысла объяснять ему, что он стоит неправильно — проще попросить, чтобы он отошел.

это очень важный момент. если первое правило позволяет нам дарить радость другим людям, то второе — убирает помеху, оно вообще не про людей. теоретически под второе правило могут попасть даже люди из первого правила (обычно все-таки нет, но иногда бывает).

третье правило говорит, что не нужно путать людей из первого правила с людьми из второго.

мы только что выяснили, что там нет четкой границы, а второе правило вообще не про людей, а про поступки, но тут, конечно, штука в том, что есть люди охуенные, котороые иногда делают говно, а есть их противоположности.

так вот, противоположностям не нужно говорить, что они охуенные. потому что это не так. и хотя у вас в руках бесконечная краюха хлеба, если раздавать хлеб направо и налево, смысл угощения теряется.

охуенные люди должны знать, что вы не говорите это всем.

не надо воровать у них радость только потому, что вы не хотите никого обидеть.

не нужно врать. промолчать всегда бывает достаточно.

вот, собственно, и все мое открытие. не бином ньютона, согласен.

теперь пару слов о том, как это все работает, и я пойду гулять.

работает это очень интересно. многие не верят. многие ищут подвох. многие начинают гадать, что вам от них нужно. самые отважные спрашивают прямо.

(поэтому лучше начинать с тех, от кого вам ничего не нужно, — потом, когда набьете руку, можно будет переходить к более сложным случаям.)

детектор сарказма верещит в девяти случаях из десяти. вам никто не верит.

но если вы не сдадитесь и продолжите рассказывать людям правду, произойдет удивительное.

сначала они начнут говорить, что вы охуенный, — на это можно не обращать внимания, в большинстве случаев это выглядит как простое алаверды (и даже если оно таковым не является, отличить его от алаверды невозможно).

а потом происходит удивительное.

они начинают говорить это друг другу.

сначала осторожно и в шутку, а потом все больше искренне, почти всерьез.

это как большой взрыв.

это все равно как летом в чистую ночь выехать на машине из города и ехать до тех пор, пока его огни не погаснут, а потом остановиться, выйти на дорогу, закинуть голову вверх — и увидеть, что на небе тысячи, миллионы звезд, о существовании которых ты забыл.

вот зачем.

и теперь, когда я это знаю, мне кажется, что я всегда это знал, но только забыл. похвали человека, если есть за что. дай ему понять, как ты к нему относишься. включи ему свет, ему темно.

не жди взаимности и благодарности, ты здесь не для этого.

просто немного подожди и закинь голову вверх.

вот зачем.

* * *

как должны проходить честные уроки литературы в школе.

во-первых, дети, забейте на «онегина» и «героя нашего времени». это невероятные книги, но чтобы оценить их по-настоящему, нужно кое-что пережить. перечитайте их в тридцать, и на каждой странице вы будете спрашивать себя, откуда, откуда, откуда он это знал про меня.

особенно мальчики.

к сожалению, эти книжки есть в школьной программе. это чудовищная ошибка.

давайте притворимся, что мы их прочитали и поняли.

как эдмон дантес притворился, что он граф монте-кристо.

помните, мы его в прошлой четверти обсуждали? вместо некрасова.

так что давайте договоримся, что вы их как бы прочитали и поняли, а я как бы в это поверил.

но что нужно знать про пушкина уже сейчас. мы его, конечно, любим не только за это, но посмотрите, как писали до пушкина и как писали после него. этот чувак просто изобрел русский язык, которым мы пользуемся.

а представьте, каким был бы русский язык, если бы пушкина не было. вот, например, как бы мы разговаривали сейчас на языке державина или ломоносова? круто было бы?

или на языке велимира хлебникова, например.

совсем другая жизнь была бы.

коля, скажи нам что-нибудь на языке хлебникова.

спасибо, коля, помычал, и хватит.

и посмотрите на лермонтова — он написал одну из главных книг в русской литературе, когда ему не было еще 25, а умер вообще в 26.

вы в это, конечно, не поверите, но 25 — это вообще ничто.

даже пьюдипаю 27!

а грибоедов — написал всего одну толковую книжку, а мы цитатами из нее разговариваем до сих пор.

по нынешним меркам он вообще не писатель. одна книжка, ха.