Следы на песке - Джудит Леннокс Страница 11

— Монахини такие любезные, они показали мне, чем занимаются девочки — вышивают, рисуют, учатся шить, играют в разные игры, у них там есть хор… Я уверена, у вас будет много подруг… — Она умолкла, увидев лица своих дочерей.

Николь назвала свою цену: маленький спаниель, который томился в местном зоомагазине. Фейт просто отказалась:

— Это все ни к чему, ма. Мне скоро семнадцать, я уже слишком большая, чтобы ходить в школу. Кроме того, я нашла работу в магазине дамского белья. Это здорово: я должна буду носить шелковые чулки, чтобы джентльмены, входя в магазин, сразу видели, какие они красивые, и покупали бы их своим женам и дамам сердца.

Поппи еле слышно пробормотала:

— Но арифметика… и география…

На Фейт это не произвело ни малейшего впечатления.

— В магазине мне придется возиться со сдачей, так что арифметику я выучу. А географию мы и так изучаем — мы ведь все время ездим по свету, разве не так? Это куда лучше, чем пялиться в атлас.

Поппи сдалась. В понедельник Николь, надев темно-коричневое форменное платье, о котором Ральф отозвался весьма оскорбительно, отправилась в монастырь. Поппи весь день в страхе ждала, чем это все кончится, но в четыре часа Николь возвратилась очень довольная собой.

— Девочки там не такие уж страшные, а сестра Елена сказала, что у меня есть голос, только его нужно развивать.

Фейт — ее после обеда отпустили из магазина — лишь презрительно фыркнула, узнав новости, но у Поппи словно гора с плеч свалилась. С облегчением вздохнув, она уселась дописывать письмо Джейку. Она писала ему каждый день, несмотря на то что ответа не получала и даже не знала, жив ее сын или погиб.

В тот день, когда умер его отец, Гай Невилл распрощался с мечтой стать хирургом. После похорон — пациенты отца в тонких пальто мокли под дождем на почтительном расстоянии от могилы — он вернулся в дом на Мальт-стрит. Здание было пустым и гулким. Служанку, вечно взвинченную девицу по имени Бидди, на вторую половину дня он отпустил. Гай сделал себе бутерброд и принялся изучать конторские книги отца. Довольно скоро это занятие начало внушать ему ужас; он налил себе виски и устроился у камина так, чтобы свет не бил в глаза. На каминной полке стояли три фотографии: матери Гая, отца и последний снимок Мальгрейвов, который он сделал в Ла-Руйи. Гай медленно пил виски и с болью думал о том, как ему не хватает этих людей.

На следующий день с утра он, как обычно, принимал пациентов в кабинете, устроенном в одной из комнат в задней части дома. В час дня он сделал перерыв, чтобы выпить бульона, который Бидди сварила перед тем, как уйти. Дождь лил не переставая; Гай уже забыл, когда в последний раз видел солнце. Стоял февраль; в этом месяце работы у него было больше всего. Люди шли к нему с бронхитом, дифтерией, чесоткой; тех, у кого подозревал туберкулез, Гай отправлял в больницу. Закончив прием, он снова занялся конторскими книгами. Он лег спать только около полуночи и крепко заснул.

Работа засосала Гая с головой. У него почти не оставалось времени горевать или жалеть о том, что пришлось отказаться от своих планов. Однажды его вызвали в дом на Рикетт-лейн; это был один из беднейших кварталов Хакни. Гай хорошо знал семью Робертсонов, которая там жила. Джо Робертсон страдал хронической астмой и поэтому никак не мог найти постоянную работу. Его жена, дородная женщина, была любящей, хотя и бранчливой матерью своим пятерым детишкам и прекрасной хозяйкой сырого, полного тараканов домишки.

На сей раз нездоровилось Фрэнку, их шестилетнему сыну. Гай посчитал его пульс, пощупал живот и повернулся к миссис Робертсон.

— Попробую отвезти его в Сент-Энн. Скорее всего, ничего серьезного, просто на всякий случай.

Сент-Энн, больница Св. Анны, была ближайшей из крупных клиник. Миссис Робертсон завернула Фрэнка в старенькое одеяло, и Гай повез мальчика в больницу. В приемном покое дежурный врач осмотрел Фрэнка и предложил Гаю пройти в соседнюю комнату.

— Не думаю, что госпитализация необходима. У парнишки просто разболелся живот.

— Я подозреваю аппендицит.

— Вот как? — врач не потрудился скрыть презрительную усмешку. — Не могу сказать, что готов согласиться с вашим умозаключением, доктор Невилл.

Гай постарался сохранить хладнокровие.

— А если я прав?

— Операции по удалению аппендикса мы делаем только нашим частным пациентам. Мальчика лучше отправить в муниципальную больницу.

Эта больница брала тех пациентов, от которых отказывались в Сент-Энн. Расположенная в самом сердце трущоб, она не могла позволить себе нанять опытных и образованных специалистов. Гай сказал:

— Фрэнк очень слабенький с рождения. У вас ему было бы лучше.

— Сент-Энн не для таких, как он.

Гай стиснул зубы, оскорбленный снисходительным тоном врача. Он вернулся в приемный покой и, поскольку у Фрэнка продолжала подниматься температура, отвез мальчика в муниципальную больницу, где тому удалили аппендикс.

Дней через десять старшая дочь Робертсонов принесла Гаю на Мальт-стрит записку с просьбой прийти. Накануне Фрэнка выписали из больницы.

— Что-то он плохо выглядит, доктор, — шепотом пожаловалась миссис Робертсон, поднимаясь с Гаем в комнату, которую Фрэнк делил со своим младшим братом.

То, что увидел Гай, привело его в ужас. Высокая температура и воспаленный шов недвусмысленно указывали на послеоперационную инфекцию. Гай с Фрэнком на заднем сиденье, завернутым в грязные одеяла, снова помчался в Сент-Энн.

Гай, протолкавшись сквозь толпу в приемном отделении, постучал по плечу, облаченному в дорогой элегантный костюм.

— Прошу прощения, сэр, но я привез больного, и вам бы надо взглянуть на него. Около недели тому назад я пытался положить к вам, в Сент-Энн, мальчика с подозрением на аппендицит. Этот ваш клоун, врач-стажер, поставил ему диагноз «расстройство желудка» и сказал, что здесь, в Сент-Энн, не оперируют бедняков. Он отправил меня в местную муниципальную больницу. А оттуда ребенка выписали с послеоперационной инфекцией.

Сестра в чепце, при одном взгляде на который пропадало всякое желание жить, вмешалась:

— Послушайте, вы не имеете права отнимать у доктора Стефенса время… — но тот ее перебил:

— Ничего страшного, сестра. Принесите сюда мальчика, — и отдернул занавеску.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал он, осмотрев Фрэнка. — Поверьте мне, все.

Неделю спустя Гай нашел в почтовом ящике открытку. В следующую пятницу доктор Сельвин Стефенс и мисс Элеонора Стефенс приглашали его на ужин. Внизу была приписка:

«Вам будет приятно узнать, доктор Невилл, что Фрэнк Робертсон благополучно поправляется. Сестра жалуется, что он учит своему дикарскому словарю больных в детском отделении».

Помня, что его единственная встреча с Сельвином Стефенсом была короткой и не слишком сердечной, Гай предполагал, что его ждет унылый вечер в компании зануд. Впрочем, он понимал, что это приглашение — благородный жест, предложение мира, и заставил себя написать ответное письмо с согласием прийти.