Нагие и мертвые - Норман Мейлер Страница 114

«Я должен выбраться отсюда. Долго ли они меня здесь продержат? Почему они не обращают на меня никакого внимания? Они должны отправить меня отсюда, иначе я действительно сойду с ума». Глупость армейских порядков всегда задевала Минетту. «Они теряют солдата только потому, что не хотят нисколько позаботиться о нем».

Минетта заснул, но ночью его разбудили голоса санитаров, вносивших раненых в палатку. Время от времени он видел красный силуэт руки, прикрывавшей фонарь, а иногда луч света отбрасывал какую-то фантастическую тень на лицо раненого. «Что происходит?»

Он слышал стоны раненых, и от этого по телу пробегали мурашки.

Вошел врач и о чем-то поговорил с одним из санитаров.

— Наблюдай за этим и сделай ему укол, двойную дозу, если он будет слишком буйствовать.

— Слушаюсь, сэр.

«Вот и все, что они умеют, — подумал Минетта. — Укол, укол. Я и сам мог бы быть врачом».

Полуоткрыв глаза, Минетта смотрел на происходящее и внимательно прислушивался к разговору тех двух раненых, у которых голова была перевязана. Они говорили при нем впервые.

— Санитар, — спросил один из них. — В чем дело?

Санитар подошел к ним и стал объяснять:

— Говорят, сегодня всю ночь действовали дозоры. Этих парней только что доставили из батальонного пункта сбора раненых.

— А пятая рота участвовала, не знаешь?

— Спроси у генерала.

— Я рад, что мне не пришлось участвовать, — пробормотал один из раненых.

— Да, от тебя теперь мало толку, Джек, — ответил санитар.

Минетта перевернулся. «Жаль, что меня разбудили, черт возьми», — подумал он. Раненый, лежавший на койке в углу палатки, невыносимо храпел. Минетта закрыл глаза. «Ну и местечко», — с отвращением подумал он. Страх уступил место раздражению. Неожиданно он ясно расслышал треньканье в ночных джунглях, и его с новой силой охватил страх. Такой страх испытывают дети, когда их неожиданно будят в темноте. «Боже», — пробормотал Минетта. Если не считать приема пищи, которую ему приносили, и пользования ночным горшком, стоявшим под койкой, в течение двух с половиной суток он лежал без движения и именно поэтому стал таким неспокойным и раздражительным, «Я не вынесу этого», — сказал он себе.

Раненый, который до этого лишь стонал, начал кричать, и это привело Минетту в такой ужас, что он сжал зубы и укрылся с головой одеялом. Стоны раненого напоминали звук летящей мины, а потом он снова закричал в полный голос:

— Боже, спаси меня, ты должен спасти меня!

Затем надолго наступила тишина. В палатке не было слышно ни звука. Вдруг один из раненых прошептал:

— Еще один псих.

— Какого черта нас поместили в палату для сумасшедших?

Минетта вздрогнул. «Этот псих может убить меня, когда я засну». Раненое бедро, уже почти зажившее, начало ныть. «Засыпать, пожалуй, нельзя», — решил Минетта. Он беспокойно заворочался, прислушиваясь к писку сверчков и крикам животных в зарослях за палаткой. Вдали прогремело несколько выстрелов, и Минетту снова охватила дрожь. «К утру я сойду с ума», — подумал он и тихо рассмеялся над самим собой. Он ощутил пустоту в желудке, ему захотелось есть. «Зачем я только связался со всем этим!» — размышлял он.

Один из вновь прибывших раненых начал стонать, а потом тяжело закашлялся. «Парню, видно, плохо, — подумал Минетта, — умрет». Ему показалось в этот момент, что смертельный исход для этого солдата почти неизбежен. Минетта боялся даже дышать, ему чудилось, что воздух переполнен заразными микробами. В темноте казалось, что все предметы вокруг движутся. «Ну и ночка, — подумал он. Сердце учащенно забилось. — Боже, только бы выбраться отсюда».

Голодные спазмы в желудке усилились. Раз или два в животе у него урчало. «Поспать не удастся, наверняка не удастся». Минетту охватили муки ревности. Он представил любовные похождения Рози. Наверное, началось с того, что она одна отправилась на танцы в Роузленд, а кончилось известно чем. Минетта покрылся холодным потом, а потом с беспокойством подумал о том, как написать письмо домой. «Они не получат от меня вестей месяца два. Подумают, что меня убили. Мать будет так волноваться… А как она крутилась вокруг меня в детстве, когда мне случалось простудиться… В еврейских и итальянских семьях всегда так». Минетта постарался отвлечься от мыслей о матери и снова стал думать о Рози. «Если она не получит от меня письма, то наверняка закрутит любовь с другим». В нем закипела злость. «Черт с ней в таком случае! Обойдусь и без нее». Минетта вспомнил, как блестели у нее иногда глаза, и ему стало жаль себя. Он жаждал вновь увидеть Рози.

Контуженый снова закричал, и Минетта, весь дрожа, сел на койке. «Мне надо спать! Я этого не вынесу».

Он начал кричать:

— Вон япошка! Я вижу его, вижу! Я убью его!

Он вскочил с койки и стал ходить по палатке. Земля под его босыми ногами была холодная и влажная. Минетта опять задрожал.

Санитар встал со стула и тяжело вздохнул.

— Боже, что за палата! — Он взял шприц со стола, стоявшего рядом с ним, и направился к Минетте. — Ложись, Джек.

— Пошел ты к черту! — Минетта все же позволил санитару проводить себя к койке.

Он задержал дыхание, когда шприц вонзился в мышцу, а затем сделал глубокий выдох.

— Ну и времечко, — со стоном сказал он.

Солдат, раненный в грудь, снова начал кашлять, но для Минетты эти звуки казались отдаленными. Он расслабился, почувствовал себя уютно, ему стало тепло. «Укол — это отличная штука, — подумал он. — Я стану наркоманом… Нужно уносить ноги отсюда…»

С этими мыслями он заснул.

Проснувшись утром, он увидел, что один из раненых умер.

Одеяло было натянуто ему на голову. От вида обнаженных закоченевших ног солдата Минетту бросило в дрожь, по спине пробежали мурашки. Он взглянул на тело умершего и отвернулся. В палатке стояла гнетущая тишина. «Должно быть, что-то сильно меняется в человеке, когда он умирает», — подумал Минетта. Его охватило острое любопытство, очень хотелось взглянуть на лицо умершего. Если бы в палатке никого не было, он, вероятно, подошел бы к покойнику и поднял одеяло. «Это парень, который был ранен в грудь», — отметил Минетта про себя. Ему снова стало страшно. «Как можно оставлять людей там, где только что умер человек, лежавший на койке по соседству». Страх сковал его, и он почувствовал себя плохо. После укола у него разболелась голова, давал о себе знать голод, боль ощущалась в руках и ногах. «О боже! Я должен вырваться отсюда».

Вошли два санитара, положили умершего на носилки и унесли из палатки. Никто из раненых не произнес ни слова. Минетта тупо уставился на опустевшую койку. «Еще одной такой ночи я не вынесу». Его затошнило, и он поспешно сделал несколько глотательных движений. «Убийцы!»

Принесли завтрак, но Минетта не мог даже притронуться к еде. Он погрузился в раздумье. Он знал, что не сможет вынести больше ни одного дня в госпитале. Ему захотелось поскорее вернуться в свой взвод. «Вырваться отсюда любой ценой». Пришел врач. Минетта молча наблюдал, как он снял повязку с его ноги. Рана почти зажила. Виднелась небольшая розовая полоска новой кожи. Врач смазал рану обеззараживающей мазью, но повязку накладывать не стал. Сердце Минетты учащенно забилось, он почувствовал головокружение и задрожал.