Немецкий мальчик - Патрисия Вастведт Страница 12

— В окопах сочувствие было нам как бальзам на раны, — сказал густо порозовевший Майер.

— Да, конечно! — Кара Фейрхевен похлопала его по плечу. — Так приятно слышать слова благодарности…

Кара, милая, простите, что перебиваю. — Фрэнки развернула Майкла лицом к леди Фейрхевен. — Это Майкл Росс. Его работы с руками отрывают. Они… — Фрэнки неопределенно помахала в воздухе, — они повсюду!

— Да, да, конечно. — Леди Фейрхевен подняла мощную, как у кузнеца, руку. На белых холеных пальцах сверкали драгоценные камни. Отмахнувшись от Майкла носовым платком, она схватилась за подлокотники и с трудом встала. Под крепдешиновой пеной шептались шелка и скрипел корсет. — Легкие болят, — пожаловалась она. — Франческа, он очень мил, но зачем мне с ним разговаривать? Вполне достаточно увидеть его работы.

— Позвольте проводить вас в столовую, — предложила Фрэнки, попятившись, когда леди Фейрхевен принялась поправлять шифоновую накидку. — У меня там маленькая галерея, а сегодня еще несколько художников принесли свои работы.

Тучная леди Фейрхевен на удивление ловко пробиралась сквозь толпу.

— Франческа, где ты его откопала? — расслышал Майкл.

— В Ричмонд-парке, Кара, случайно встретила. Он так чудесно рисовал акварелью деревья и кусты! — ответила Фрэнки, следуя за леди Фейрхевен.

Едва они вышли, в гостиной воцарилась тишина, а потом — словно налетевший поезд размел ворох листьев — все разом зашептались и зароптали. У кресла сильно пахло жасмином.

— Ей-богу, чуть ей не врезал! — прошипел трясущийся собеседник леди Фейрхевен и повернулся к Майклу: — Подбей я этой леди глаз, не видать вам заказа на портрет! Художником себя называете, ага. Да мне от вас тошно! Я таких, как вы, насквозь вижу. — Буравя Майкла гневным взглядом, трясущийся, нащупывал сигарету. — Умеете вы рисовать или нет — это миссис Брайон совершенно не волнует. Слепому ясно, что ей нужно.

— Сэр, давайте без оскорблений, — вмешался высокий здоровяк с жесткими волосами, стоявший спиной к каминной полке. — Молодой человек не сделал вам ничего плохого.

— Все в порядке, — заверил Майкл. Ссориться не хотелось. Такие вспышки у сломленных войной он встречал не впервые. Эти люди разжигают в себе гнев, чтобы подавить страх.

— Вот вы где! — Женщина в полосатом брючном костюме чмокнула Майкла в щеку и взяла под руку. — Вы Еврейчик Фрэнки, а я думала, она вас прячет!

— Здравствуйте, Оливия, — сказал Майкл.

— Вы уже знакомы с носильщиком, который очаровал Дугласа и Венишу?

— Эдди Сондерс, к вашим услугам. — Человек у каминной полки в тесной одежде казался эдаким потным увальнем, его большое лицо дышало добродушием. — Я работаю на Чаринг-Кросс, обслуживаю направление Чатем — Дувр.

— На Чаринг-Кросс? Как замечательно! — воскликнула Оливия, будто на других вокзалах нормальные люди не работают. — Знакомить Франческа не умеет в принципе, так что придется мне. Это Лори Майер. — Она махнула сигаретой в сторону дивана, где сидел трясущийся от злости человек. — Он бывал в Корнуолле. Рисует густо-синие небеса, алые деревья и так далее. В целом его работы чуть консервативнее ваших.

— Так вы модернист? — язвительно поинтересовался у Майкла Лори Майер. — Сторонник уродства и раздутых теорий? С другой стороны, я не прочь увидеть старуху Фейрхевен в виде кубиков или, еще лучше, в бетонном гробу, как у мистера Жаннере! [4]

— Но ведь мистер Жаннере — фантазер, — вмешалась Оливия. — Он за большие окна, минимум штукатурки и полы с подогревом. Не хочу, чтобы ко мне заглядывал каждый встречный и поперечный, но ведь здорово не возиться с углем и не греметь ведрами и щипцами.

— Он называет себя Ле Корбюзье! — Дерганый Майер снова затрясся. — На французском это значит «похожий на ворону». Идиотизм какой, Ле Корбюзье! Он за уродство, Оливия! За уродство и за то, чтобы люди жили в клетушках. Разумеется, не состоятельные, а простые люди, рисковавшие жизнью за ценности, которые мистер Жаннере не желает принять. Он заставит снести шедевры Рена, Нэша и мистера Пьюджина! Мистер Пэкстон [5]и тот стекло и металл разумно сочетает, а Жаннере все разорвет на куски!

— Господи, вот уж не думала, что строители так опасны, — покачала головой Оливия и отвернулась от Майера: — Майкл, вы принесли свои работы?

Однако Майер распалился не на шутку.

— Художник, да? Небось задницы французам лижет, интеллектуалами их считает. Черта с два! У Брака [6]наверняка не только очки, но и мозги сломались! — съязвил Майер и хлопнул себя по бедру, восторгаясь своим остроумием. — Пикассо с его одноглазыми шлюхами — вообще ужас. Наша родная Англия, писать стоит лишь ее.

— Пожалуйста, не будем ссориться из-за пустяков! — взмолилась Оливия. — Да и разве мистер Пикассо не испанец? Он пишет быков и мандолины. Не думаю, что это французский стиль.

— Насчет земли мистер Майер прав, — миролюбиво вставил Эдди Сондерс. — За нее мы и воевали. По всей стране столько заброшенных фермерских участков! Их почти за бесценок продают. Я давно к фолкстонскому направлению присматриваюсь. Поднакоплю денег и куплю себе коттедж с участком. Я же не художник — обрабатывать землю как раз по мне.

— Как интересно! — воскликнула Оливия. — Вам нужно поговорить с Андре и Чарльзом, вон они, рядом с уродкой в лиловом. Это жена Чарльза или, наоборот, Андре? В общем, они вместе живут в коттедже и считают унылую крестьянскую жизнь лучшим вдохновением. Простите, сейчас я должна вас оставить. — Оливия послала Майклу и Эдди воздушный поцелуй. — Сегодня вокруг столько мужчин, и каждому нужно уделить внимание. Вы сейчас почти редкость, но, по невероятно счастливому стечению обстоятельств, здесь собралась целая стая. Жаль, я платье не надела! — Она зашагала прочь, а следом за ней поднялся Майер.

— Мне нужно выпить, — объявил он и кивнул Майклу и Эдди. — Я не хотел никого обидеть. — Низко опустив голову, он направился к служанке, державшей поднос с напитками.

— По сравнению с ним мне очень повезло, — проговорил Эдди Сондерс, глядя в спину Майеру. — Я попал во Францию в конце восемнадцатого и воевал только с грязью. Целых полгода мы рыли ямы, то ли для погибших солдат, то ли для чудищ. То, что нам присылали в страшных ящиках, так пахло… До сих пор иногда чую.