Патология лжи - Джонатон Китс Страница 12

– Дай угадаю: неотложная встреча с твоей маникюршей.

– Цветочницей.

– Ошибся. – Он роется в своей сумке из крокодиловой кожи, похожей на докторский саквояж. – К счастью, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

Он извлекает тщательно подобранный букет. Цветы в больших руках. Руки у него мускулистые, как у папочки.

– Вот почему я опоздал, Глория. Первая буква в названии каждого цветка – буква из твоего имени. Я опоздал, потому что застопорился на «о».

– Орхидея? Орегонский поддубник?

– Ты умница. – Он ухмыляется, и лицо его морщится, как помятая фольга.

Я вырываю букет из его рук и бросаю на стойку для зонтиков. Я протягиваю руку и требую вернуть мои часы.

– Слишком поздно, я забираю их как залог твоей любви. – Он прижимает их к сердцу, затем кладет в карман. – В любом случае за тобой должок. Еще одна сделка, Глория. Ты в таких вещах знаешь толк.

– Но это часы Пи-Джея, он их мне подарил.

– У тебя настоящий вкус к извращениям.

Не думаю, чтобы это пришлось по вкусу Пи-Джею. В конце концов, Пи-Джей отказался даже говорить с Перри и велел Спивви вызывать охрану, если тот еще раз появится в офисе. Разумеется, причиной разрыва была статья, и, разумеется, мне стоило подумать, прежде чем снова связываться с Перри. Но у Перри были связи, его статьи – всегда на должном уровне, у него свой стиль. Доктор медицины, все еще помнящий правила грамматики, владеющий бойким пером журналиста, – это редкость.

Перри знает себе цену, и в этом-то вся беда. Он горько жалуется на редакторскую правку и угрожает судебными исками за изменения в синтаксисе. Вот поэтому Пи-Джей в конечном счете зарубил его разоблачение ошибочных диагнозов рака груди.

Я слышала, как они ссорились. Все слышали.

Перри спрашивает, почему я решила снова привлечь его к работе и почему, если я считаю, что Пи-Джей был прав, пустила его в свою постель.

– Ветер переменился, Перри. Никто не может создать историю на пустом месте, эксплуатируя лишь свое умение развлекать. В любом случае тебя надо было трахнуть – это плата за твою работу.

– И тебе понравилось?

– Честно говоря, нет. – Я двигаю через стол его статью, покрытую кровоподтеками моих чернил.

Перри ее игнорирует. Наносит ответный удар.

– Я думаю, тебе не помешал бы прозак. – Он лезет в нагрудный карман за блокнотом для рецептов. – Выбери дозировку.

– Не поможет. Врачи всегда пытаются прописать мне прозак или другие успокоительные. Будто химические препараты могут сделать меня счастливее. Почему я обязана довольствоваться заменителями счастья?

– Я не понимаю, в чем дело, Глория.

– Я тоже, и в этом проблема. Ты описываешь свои настроения, воспоминания – все, кроме того, что нужно.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты посвятил больше тысячи слов своему детству в Сан-Диего.

– Гм.

– Ты заводишь речь о серотонине, не объясняя, что это, собственно, такое. Ты обещаешь рассказать о продажах риталина и дальше ничего…

– Но я люблю тебя, Глория. Ты потрясающе трахаешься, ты умелая шлюха.

– Я твой редактор. – Я складываю статью и протягиваю ее ему. – Перепиши. Новый черновик мне нужен ко вторнику. – Я улыбаюсь. – Между прочим, тобой заинтересовалось ФБР. Они говорят, что твоя статья – чистой воды самовосхваление, автобиография. – Я подпираю рукой подбородок. – Тем не менее ты еще можешь быть мне полезен.

Он спрашивает, говорила ли я им про него.

– Они мои друзья. Им все равно. Броди и Эммет просто присматривают за мной.

– Ты все еще под подозрением? – спрашивает он.

– Ты так же хорошо знаком с делом, как и я.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты же читаешь газеты.

– У меня нет на это времени. – Он встает. – Я просто вырезаю твои фотографии.

Эмили всегда удаются вечеринки, потому что она тщательно к ним готовится, обдумывает каждое приглашение. Я помогаю ей в выборе гостей – ведь это мало чем отличается от подбора статей для журнала.

Канун Нового года. Мы пригласили двадцать пять пар, они уже начинают собираться.

Я вижу, как Эмили округляет глаза, забирая у меня пальто, хотя я ее заранее предупредила, что моим спутником будет Дмитрий. Я пришла с ним, потому что в данный момент не было на примете никого, с кем бы я готова была показаться: Пи-Джей в этом году, увы, не смог составить мне компанию. Подозреваться в убийстве – все равно что быть членом королевской семьи, чемпионом мира или кинозвездой. Я публичная фигура, а Дмитрий – мой телохранитель.

Разумеется, первой к нам устремляется Дейрдре. Уже изрядно набралась. Она – с Джерри, который все еще изрядно трезв. Дейрдре встречается с ним около недели. Называет его своим женихом и уже успела вытрясти из него золотой браслет и две пары туфель. К сожалению, он плох тем, что не желает оставлять ее одну на вечеринках. Только в постели.

Снова появляется Эмили. Протягивает мне скотч, Дмитрию – мартини. Он благодарит ее с легким поклоном.

К нам подходит Макс со своей женой Ниной – он работает вместе с Эмили, мы знакомы, потому что он всегда бывает на ее вечеринках. Иногда он приходит с Ниной, иногда со своим бойфрендом, которого тоже зовут Макс. Иногда они приходят все вместе, много смеются и не уходят, пока все не разойдутся.

Нина и Дейрдре обсуждают наряды гостей. Макс и Дмитрий беседуют о том, какой я замечательный редактор. Эмили тащит меня за собой в кухню.

– Ты что делаешь? – шиплю я, закрыв дверь. – Они же говорят обо мне.

– Какая же ты тщеславная.

– И что с того?

– Ты же обещала мне, что не притащишь его.

– Не притащу кого?

– Этого гребаного русского, Глор.

– А почему нет? Дейрдре же притащила Джерри.

– Джерри – не толстый урод. Джерри не за пятьдесят. – Эмили принимается мыть посуду. Она протягивает мне полотенце, – И это не из-за Джерри моя вечеринка походит на встречу иммигрантов на острове Эллис. [11]

– А с кем мне нужно было прийти? С папочкой?

– Я всегда так готовлюсь к этим вечеринкам, Глор. А ты всегда так со мной поступаешь. – Она протягивает мне стакан, я вытираю. Полотенце нагревается от теплой воды. – Ты же еще не старуха, неужели не можешь никого подцепить? Ты не можешь стать более… обыкновенной?

– Ты знаешь ответ, Эмили.

– А как насчет Перри?