Фамильные ценности, или Возврату не подлежит - Олег Рой Страница 12

Мишу она любила, кажется, с первого класса и продолжала любить, верно и преданно, до самого выпускного. Но – издали и молча.

Ему всегда нравились девушки яркие, броские, лидеры и заводилы, вокруг которых создаются компании и клубится веселье. Ну а поскольку он и сам был парень не их последних – симпатичный, юморной, на удивление воспитанный, даже галантный, джентльмен, в общем, – то и проблем с «закадрить» очередную кукольно-очаровательную красотку не возникало. Не то чтобы девушки вешались на него гроздьями, но романов в школе Михаил успел прокрутить немало. Правда, после недолгой романтической эйфории всегда оказывалось, что, кроме собственно любовного угара, ему, Михаилу, нужно еще что-то – ну хотя бы поговорить. Красотки же интересовались все больше модными брендами и нашумевшими голливудскими премьерами, а прогулкам в парке предпочитали размножающиеся, как грибы, ночные клубы. И Михаил начинал скучать. Это, впрочем, было вполне взаимно, так что очередной умопомрачительный роман, едва сверкнув, быстренько гас – едва ослабевало это самое помрачение ума. Весна идет, гормон играет, ехидно шутил Михаил и начинал высматривать следующую красотку.

И только на выпускном балу Наташа отважилась пригласить его на «белый» танец. На следующий «медляк» Михаил пригласил ее уже сам. И еще на один. И еще. Потом они сбежали. Выпускное веселье понемногу «поднимало градус». На столах было только шампанское, да и то немного, но кого и когда это останавливало? Сперва бегали «добавлять» к туалетам или хоть за коридорный угол, после и скрываться перестали, передавая очередную бутылку по кругу, как трубку мира. Курили уже в открытую, голоса становились все громче, шутки все непристойнее и тупее. А за порогом была целая Москва – ночная, просторная. Не пустая, конечно, полная усиленных полицейских патрулей и гуляющих выпускников, таких же, как они, но – чужих. То есть, в общем-то, пустая. Одна на двоих.

Провожая Наташу домой – над Москвой уже поднималось бледное, точно заспанное, солнышко, – Михаил уже был стопроцентно уверен: это – Она. Та, о которой он мечтал.

Как ни странно, Роман Века не помешал Михаилу поступить в автодорожный – это был давний выбор, машины он любил всегда. Так что, куда поступать, и вопроса не возникало. Только в МАДИ. Возле которого на «бревенчатом» постаменте стоит легендарная полуторка, ходившая по Дороге жизни и поднятая после войны со дна Ладожского озера. Не просто «как настоящая», а самая настоящая! В отличие от колеса под ногой стоящей неподалеку скульптуры «автостудента», которое, с точки зрения Михаила, выглядело непропорционально маленьким, словно от детского автомобильчика, ей-богу. Впрочем, он и на детском автомобильчике бы не посчитал зазорным прокатиться. Лишь бы ездить, лишь бы крутить баранку. А уж проектировать машины – элегантные легковушки, неправдоподобно мощные грузовики, заковыристо-сложную спецтехнику – это ж и вовсе счастье! Или все-таки ездить лучше?

Жизнь показала, что для него лучше, приятнее – все-таки ездить. Но это было совсем потом. А пока он, с честью выдержав в промежутках между свиданиями с Наташей, которая с готовностью гоняла его «по билетам», все экзамены, отпраздновал зачисление недельными «каникулами» на подмосковной турбазе, порадовал домашних новеньким студенческим билетом и… сообщил, что женится.

Вот так вот, господа и дамы.

Сказать, что в доме после этого известия началась буря – это ничего не сказать. Как?! Молоко на губах не обсохло, а уже жениться? Давно ли еще в штаны писал? Мало ли, что уже восемнадцать! Какое там «уже» – «всего-то» восемнадцать! Сопляк! Да-да-да, и она такая же соплячка, какая может быть семья! Скандалы, слезы, ссоры, выяснения отношений – будь еще жив Шекспир, он наверняка создал бы из этого еще одну великую трагедию. Но трагедии хороши на сцене или хотя бы на телеэкране: поглядели, попереживали за героев, убедились, что зло, как всегда, наказано, а добро, как всегда, восторжествовало, вздохнули облегченно – и пошли пить чай. Если же «шекспировские страсти» разыгрываются прямо в собственном доме, жить становится… неуютно. Зло должно быть повержено, а добру полагается восторжествовать? Так поди еще разберись, где тут зло, а где добро. И единственное, чего начинает хотеться – не победы справедливости (для кого эта справедливость?), а чтобы поскорее все закончилось. Чтобы стало тихо, и можно было уже пойти спокойно выпить чаю.

Михаил был непреклонен – сейчас, и никаких гвоздей! – и свадьба все-таки состоялась. Молодым даже подарили вскладчину крошечную однокомнатную квартирку «на краю географии». Не из щедрости, а по принципу «с глаз долой – из сердца вон». Чтобы не глядеть ежедневно «на это безобразие», не переживать попусту. Ну, женились и женились, а мы и не глядим на них, мы лучше чаю попьем.

Нюра пыталась тогда Михаила защищать. Но где уж было ей – тихой, задумчивой, всегда погруженной в собственные размышления – противостоять неукротимому валу материнской энергии. Сердце, как всегда, когда Аркадия Васильевна вспоминала дочь, остро кольнуло. Нюры нет давным-давно, а вина все грызет, все саднит – и прощения уже не попросишь. Разве что там, за порогом, где встречаются все.

Вот в самом-то деле – и чего она тогда так вскинулась? Уж точно не потому, что мечтала, чтобы Михаил женился на ее Нюре, чтобы Приваловы и Матвеевы породнились окончательно. Уж кто-кто, только не она. Его-то родители еще, может, и могли бы строить такие планы – дети подрастают, у тебя девочка, у меня мальчик, не разлей вода, чего ж и ждать в финале, как не свадебных колоколов? Но Аркадии-то такое и в голову, разумеется, прийти не могло.

Ну, так и что тогда она была так недовольна союзом Михаила и Наташи?

Сейчас Аркадия Васильевна уже удивлялась себе тогдашней и жалела, что так энергично восставала против той свадьбы. Если бы она тогда бодренько сказала что-нибудь вроде: подумаешь, какая беда – слишком молоды, это пройдет, повзрослеют, – сказала бы, и Мишенькины родители наверняка тоже не стали бы возражать. Ну поворчали бы немножко, и все. Но раз Аркадия была против – а ведь с чего, собственно? – то и они не унимались. Грызли, грызли молодую семью… и догрызли.

Михаил начал понемногу завидовать своим холостым приятелям – они-то гуляют напропалую, веселятся, с кем хотят. А у него – жена. Улыбчивая, покладистая, любящая. Готовая принять любое решение, любой каприз обожаемого мужа. И сегодня. И вчера. И завтра. И послезавтра. Да сколько ж можно жрать эту пресную кашу без соли! Ну и старшее поколение вздыхало сочувственно: когда ж и погулять, как не в молодости, а вместо этого приходится семейную лямку тащить…

В общем, Единственной На Всю Жизнь Любви хватило на три года. Может, если бы Наташа родила, старшее поколение утихомирилось бы, прекратило бессмысленную грызню – кто им, в самом-то деле, дал право судить, кому на ком жениться и когда. Но детей у них не случилось, вот и вышло то, что вышло. Молодые тихо развелись, и Миша вернулся домой.

Но он ведь, в сущности, по складу своему семейный мужчина. Погуляв после развода, понаслаждавшись вольной волюшкой, он насытился свободой довольно быстро. Он же не из бобылей, ему женщина в доме нужна. Вполне можно было предположить – Аркадия Васильевна вздохнула, – что он опять женится. Он ведь даже Наташу вскоре – ну как вскоре, года через два, что ли, или через три – кинулся разыскивать. Но квартиру, которую Михаил оставил ей после развода, она поменяла, причем по какой-то сложной схеме, так что нынешние хозяева знать не знали, где искать предыдущую. Пропала Наташа.