Руководство к действию на ближайшие дни - Йоав Блум Страница 12

После бессонной ночи Бену стало очевидно, что это возможность, которую надо хватать за рога. Или за хвост. Предположим, можно так сказать. В любом случае – не расслабляться, что бы ни происходило.

Теперь, спустя годы, которые он плыл по течению, как полиэтиленовый пакетик по тихой реке, пришло его время.

Естественно, у него не было никакого портфолио. Откуда бы ему, собственно, взяться? Но у него были идеи, на какие темы статьи совершенно необходимо написать. Ведь этого еще никто не сделал – или сделал, но совсем не так, как надо, бездумно, упустив самое главное.

На следующий день он пошел покупать вещи, необходимые, по его мнению, каждому уважающему себя журналисту, забыв о том, что пока он все еще библиотекарь, работающий на три четверти ставки. Он купил маленький блокнот и пять блоков для записей разных цветов, цифровой диктофон, ручки, фломастеры и желтые клейкие листочки разных размеров, маленькую доску – на ней можно будет записывать основные идеи – и маркеры четырех цветов. Купил новые чернила для принтера, кофе, чтобы работать ночами, и сигареты – хотя он не курил. Сигареты были четырех сортов: он попробует все и потом решит, что лучше всего подойдет журналисту – человеку, который обращается с печатных страниц к широким массам.

Бен решил написать одну большую исчерпывающую статью, которая изумит Шауля до глубины души и на фонтане блестящих слов вознесет новоиспеченного журналиста на один из ключевых постов в редакции. Что-нибудь фантастического качества, пулицеровского уровня. Сначала он придумал провести глубокое исследование вопроса: как общественный нарратив изменился за последние пятьдесят лет. Потом он решил, что это будет статья о том, как урбанизированное общество отражает свое прошлое в произведениях искусства и теориях и об основных различиях между разными тенденциями. Наконец тема была найдена: он напишет статью об отношении к истории в городской литературе после девяностых годов годов, потом замысел принял форму статьи о пренебрежении прошлым, потом – статьи о важности памяти, и наконец – подборки интервью с обитателями районного дома престарелых.

Наверное, нужно было сообразить, что интервью со старичками, уже страдающими старческим слабоумием, – чтиво не особо интересное и едва ли оно поможет ему снискать почет и получить место в газете. Но тогда это показалось ему хорошей идеей.

Он прошелся вдоль полок в книжном магазине и снова просмотрел заголовки, которые видел уже сотни раз. Вдруг на этот раз его взгляд привлечет какая-нибудь новая книжка? На расстоянии нескольких метров от него стояла и что-то читала девушка с длинными волосами и зелеными глазами, одетая в длинное, почти до пола, белое платье. Изящная, женственная, красивая. Не то чтобы красота была так уж важна. Куда важнее – искры красоты. Красиво ниспадающий локон, озорной взгляд искоса, краешек шеи возле воротника, изгиб запястья, похожий на улыбку. Искорки.

Он мог подойти и сказать несколько слов. Мог положить свою тяжеленную сумку где-нибудь сбоку, встать рядом с ней и сделать вид, что ищет книгу, – и вдруг «заметить» книгу, которую она читает, и сказать что-нибудь типа: «„Мир дисков“? Ну и как? Я уже давно ищу какую-нибудь книгу из этой серии». Или просто взять книжку с полки, наклониться к девушке и сказать с озорной улыбкой: «О-о-о-о, мне кажется, это может понравиться вам не меньше».

Вообще, есть еще тысяча и один способ подойти к ней, проникнуть в круг ее мыслей и дать ей понять: привет, мы похожи, принадлежим к одной и той же гильдии, поэтому мы оказались тут вместе, поэтому судьба привела нас к одной и той же полке. Мы одной крови, и нам стоит познакомиться. То изящество, с которым вы держите книгу, будет неплохо сочетаться с моей деликатностью, которая заставила меня тихо подойти к вам, ваш аристократизм – с моим.

Но он не сделает этого, естественно. Какое безумие. Он так и будет здесь стоять, в нескольких метрах от нее, скривив губы, держа свою сумку, пялясь на книги – и не видя ничего, время от времени сглатывая слюну. А может, она возьмет и подойдет к нему, поднимет на него глаза – и вдруг скажет ему что-нибудь? Ведь может такое быть?

Он не из тех, кто прыгает в море и надеется, что оно расступится. Он даже не из тех, кто уверен, что стоит входить в море, когда оно уже расступилось и все прошли по нему, аки посуху. Ну, то есть как: расступившееся море – это, конечно, классно, но, может, постараться просто не бесить египтян?

Он никак не мог простить себе тот день, когда все ученики из его параллели договорились сбежать с уроков. На второй перемене смыться из школы, перелезть через забор – сто двадцать мальчиков и девочек – и отправиться небольшими группками гулять, сходить на море, в кино или посидеть у кого-нибудь, у кого родителей нет дома.

Все пошли. Все. Кроме него.

Он спрятался в туалете. Зашел туда в начале перемены, выбрался в конце и как будто бы случайно пропустил массовый исход. Сидел на крышке унитаза, подложив под себя руки, и пытался убедить себя, что не чувствует, как на душе кошки скребут. Все в окружающем мире сбивало его с толку. Все вокруг как будто говорило ему: «Будь собой! Умей настоять на своем!» Но действительность, клубившаяся вокруг него, была устроена куда сложнее, а в груди у него пылало стремление принадлежать хоть к какой-нибудь группе, хоть к какому-нибудь месту – лишь бы не сидеть тут одному в ожидании. Он видел, как окружающие метались между возможностью не быть собой, чтобы все их любили, и возможностью быть собой, рискуя при этом стать отверженными. А он всего лишь старался быть нормальным. Хорошим мальчиком. Это обычно стоит того…

Быть самим собой, без компромиссов, представлялось ему сомнительным достижением, цена которого чересчур высока. Эта цена – одиночество. Он наклонился к рюкзаку, который лежал на полу сортира, и вытащил учебник астрономии. Раскрыл его и углубился в цифры, стремясь заглушить противоположные желания, раздиравшие его изнутри. Расстояние между земным шаром и Солнцем – сто сорок девять миллионов километров, а между Солнцем и Венерой – всего сто восемь миллионов километров. Это простая информация, это можно измерить, это легко понять.

Он сидел один в классе, когда пришла учительница, остановилась в нескольких шагах от двери, огляделась и спросила:

– А где все?

– Я не знаю, – соврал Бен. В принципе, с технической точки зрения он и правда не знал, где сейчас находится каждый из них.

Учительница процедила сквозь зубы нечто неразборчивое, развернулась и вышла. А он остался в классе. Она даже не взглянула на него, просто в ярости удалилась. Он почувствовал себя так, будто положил голову на плаху, он подверг опасности свой и без того шаткий статус, только чтобы поступить «правильно», – но и этот поступок никто не заметил и не оценил. Даже учительница проигнорировала тот факт, что он, собственно, дрожа, сидит перед ней.

Проклятые годы в старших классах.

Когда одноклассники жаловались, что учитель математики не может подготовить их к выпускному экзамену, он по собственному почину стал после уроков учить желающих остроумным способам решения задач. Поначалу к нему приходили трое, потом – десятеро, в конце концов после уроков стал оставаться почти весь класс, чтобы поучиться хитростям и легким путям в решении задач.